12.
Чтобы правильнее понять мои стремления и мой уклад жизни, я хотел бы кое-что сказать о своей семье, о нашем очаге.
Мы с женой всячески старались прежде всего не допускать в свой дом, в свою семью, какого-либо порока. Всегда придавали этому большое значение. Особенно это важно, когда в семье есть дети. Недооценка этого – большая ошибка со стороны родителей.
Известно, что пороки, которые терпятся в семье, не живут в одиночку. Стоит только позволить укорениться одному, как за ним последуют другие. Так как у нас есть сын, то мы самым тщательным образом оберегали свой семейный очаг от проникновения в него каких-либо неурядиц, семейных скандалов и дурных привычек, так как их появление – весьма отрицательно действует прежде всего на детей.
Мне кажется, я не ошибусь, если скажу, мы стремились все приятное совмещать с полезным. Наши приятные занятия не ограничивались только заботами о благосостоянии семьи. В них было все, на первый взгляд даже невинные, но, по-моему, очень важные действия. Это - работа с книгами, подбор материалов, их обработка и составление сборников, таких как: «Что-нибудь обо всем» (написано около 30 выпусков), «Великие люди» (10 выпусков) и т.д. Все это воспитывало у нас любовь к труду, умеренности и достаточной сдержанности, что явилось наглядным примером для нашего сына.
Ведь беспечная домашняя праздность часто порождает уныние, скуку, ссоры и даже дурные привычки, а это - самые распространенные и жестокие болезни семейных людей.
Мы не стремились жить в свое удовольствие, предаваться лени и развлекаться с легкомысленной небрежностью. Верили в трудовую жизнь, ведь она одна только и помогает человечеству жить. Трудовая жизнь вызывает сладостные досуги и наслаждение своим трудом. Она распространяет всюду живительную теплоту, усиливает приток сил.
Когда у нас родился сын, то жена решила пожертвовать своей работой в техникуме, где читала лекции по русскому языку и литературе, и за счет этого вложить как можно больше труда в правильное воспитание сына. Она полагала – лучше уйти с работы, чем рисковать хотя бы небольшим упущением в воспитании и подготовке сына.
Конечно, многие женщины на месте моей жены от такого решения пришли бы в отчаяние, так как уединенная жизнь для них была бы невыносимой. Возиться только с ребятами у многих женщин не хватило бы терпения, а возложить еще на себя и заботы по домашнему хозяйству, тем более бы наскучило. Надо обладать особой душой, благоразумием и любовью, чтобы так поступить и, главное, почувствовать прелесть воспитательной работы над сыном. Такое уединение – не только тишина, позволяющая мечтать в сладостном одиночестве, это творческий, очень беспокойный труд, требующий недюжинных знаний и умения растить у ребенка нужные навыки и привычки. На это способны немногие, а только те женщины, которые довольствуются кругом своей семьи и добровольно посвящают ему свой творческий, подчас изобретательный труд. Воспитывать детей нелегко.
Женщин, посвятивших себя воспитанию детей, нельзя считать несчастными. Наоборот, они хорошо понимают - в чем истинное счастье и умеют им наслаждаться не хуже других.
Моей жене была чужда мысль кому-то поручить и доверить воспитание сына. Она считала, лучшими воспитателями являются родители. И это действительно так. Ведь не секрет, что многие воспитатели и нянечки своих детей не хотят воспитывать или воспитывают неправильно, а вот чужих они вроде бы воспитывают хорошо. Как же можно положиться на них, если они не могут, а часто и не хотят воспитывать своего ребенка?
Надо сказать, приемы воспитания, которыми пользовалась моя жена, оправдались с лихвой. То, что наш Толик достиг во всех отношениях очень многого, это – заслуга жены, за что мы с сыном ей очень благодарны.
Разнообразие характеров и повадок детей создает при их воспитании массу трудностей, которые нужно понять, ибо, не зная этого, невозможно добиться хорошего результата.
В наше время многие считают, что женщинам обязательно надо работать. Так большинство и поступает, считая домашнюю работу и заботу о семье и воспитании своих детей, недостойной должного внимания. Это, конечно, далеко не так. Женщины могут и даже иногда обязаны работать, если есть материальная необходимость. Но нельзя же допускать такого уродливого явления, когда собственные дети вырастают бездельниками, а мамаши оправдывают свое нерадивое отношение к детям занятостью на работе.
Поэтому обвинять мою жену в том, что она ради воспитания сына рассталась с любимой работой, я считаю несправедливо. Она поступила правильно, даже пожалуй, мудро. Ей есть, что вспомнить, есть чем любоваться и гордиться.
Мне кажется, что это - одно из самых высоких наслаждений для матери.
А если моя жена Валя в чем-либо и виновата, так это в недостаточной оценке самой себя, чем она того заслуживает. Ведь не только в гордости, но и в чрезмерной скромности есть своя опасность. Жена очень осторожна в своих действиях из-за ложного страха, из-за неверия в свои недюжинные силы, из-за природной робости. Она не всегда полагалась на свои силы и вследствие этого теряла уверенность.
Несмотря на это, она блестяще справилась с воспитанием сына. Здесь она проявила незаурядные способности, достаточную твердость, своевременность и превосходное понимание вопросов, касающихся одной из сложнейших проблем, какой является воспитание детей.
Жена любит сына очень сильно, но не слепо, а разумно. Ее любовь была мудрой, не подвластной только одному чувству. Она легко справлялась с борьбой между разумом, рассудком и сердечными чувствами матери. К сожалению, это не всем женщинам доступно. С сыном она говорила просто, свободно, без крика, но с большой силой убеждения. В оживленных вопросах и ответах между ними, она вкладывала всю свою страсть и любовь к процессу воспитания. Ее поведение в отношении сына я разделял, так как она хотела только хорошего и этого блестяще достигла.
Я тоже люблю сына и возможно не меньше, чем жена, но в моей любви меньше воображения, понимания нужд ребенка и деловитости. Моя нежность несколько сдержана, внешне не так ярко выражена и, по-видимому, менее практична. То же самое я чувствовал и со стороны сына. Свою любовь мы вроде бы робко скрывали, ревниво, как бы боясь открыть эту тайну друг другу.
Жена в этом отношении оказалась не только хорошей нежной и любящей матерью, но не менее хорошим педагогом воспитателем.
Многие наши знакомые считают Толика весьма талантливым человеком. Но не исключено, что кое-кто из них его успехи относит только за счет таланта, полностью исключая при этом положительное влияние воспитания. Я с этим мнением не совсем согласен, хотя бы потому, что это не так. Я не собираюсь отрицать исключительных способностей Толика, они налицо. Но нельзя отрицать влияния и правильного воспитания. Не направь его способностей своевременно в нужном направлении, не привей ему исключительную любовь к труду и не заложи ему солидную общую подготовку и страсть, возможно, он и не достиг бы уже вам известных успехов. Не всегда таланты самостоятельно пробивают себе дорогу. Бывают случаи, когда не оказанная вовремя талантливому человеку помощь, приводит к затуханию его энергии и талант может потускнеть. Там, где нет трудолюбия, там нет и неудержимой страсти.
Чтобы талант засиял, сначала надо его открыть в ребенке, а затем одушевить, создав ему соответствующую почву для его развития и совершенствования. Надо его возбудить, сделать страстным. А страсть, как известно, это могущественный стимул движения вперед, плодотворный зародыш ума. Ведь сильным страстям человечество обязано своими великими открытиями, чудесами искусства и всему тому, чем мы восхищаемся. Если ум – полезный дар человека, то труд – дар приятный, и если эти способности заключены в одном человеке, то созданные им произведения науки или искусства обязательно придутся по вкусу людям.
Человек, не будучи одушевлен какой-либо страстью, всегда посредственен. Отсутствие страстей приводит ум к отупению.
Воспитывая страсти у детей, надо иметь в виду, что человечество своими пороками тоже обязано страстям. Однако, это не дает нам права порицать страсти вообще и считать их ненужными для ребенка, боясь толкнуть его на нездоровый путь. Конечно, порочных страстей надо избегать, но только сила страстей может превзойти силы нашей лености, косности и инертности, вырвать нас из состояния покоя и тупости, к которым мы от природы склонны, предрасположены.
Наш Толик, безусловно, страстная натура и в этом и заключаются его успехи и успехи жены, сумевшей привить ему эти страсти.
К этому следует добавить, Толик никогда не имел пристрастия к деньгам. Расточительность ему чужда. Если он и тратил деньги, то только на полезные вещи. Совершенно лишен увеселительных увлечений, на что обычно требуются деньги. Никогда не брал у нас лишних денег, несмотря на наши настоятельные предложения взять, на всякий случай, хотя бы небольшую сумму.
Так же он относился и к вещам. У него не развито чувство хорошо одеваться и блистать в компании внешним видом. Он не умел придавать неуловимое изящество своей одежде. Одевался он всегда опрятно, но довольно скромно. Наши попытки иногда снабдить его какой-либо лишней вещью, ни к чему не приводили.
Был даже такой случай. Он приехал к нам в довольно поношенном костюме. Мы немедленно купили ему новый и хотели, чтобы старый он снял и одел новый. Он категорически отказался, ссылаясь на то, что старый костюм еще прилично выглядит, что он к нему привык, а для выхода в свет у него есть в Москве новый костюм. Новый костюм у него в Москве действительно был, но нам хотелось, чтобы он сменил этот, рабочий, на более приличный, так как старый уже не имел вида.
Нам не удалось его уговорить. В таких делах он очень настойчиво отстаивает свои взгляды. Тогда жена под видом чистки старого костюма в брюках сделала довольно приличную дыру, объяснив это изношенностью материала. В силу необходимости, ему пришлось согласиться и одеть новый костюм. И так почти во всем.
А вот приобретать пластинки классической музыки, книги, материалы для рисования, - это он делал охотно, с азартом.
Закончив составление рекомендаций по водно-шламовому хозяйству и передав их на размножение, я хотел сразу приступить к написанию монографии по результатам исследований свойств отходов флотации. Однако, неожиданно пришлось на время отложить эту работу. Издательство «Недра» прислало рукопись книги по водно-шламовому хозяйству, которая прошла рецензию и получила положительную оценку. Мы, авторы, обязаны были внести некоторые исправления и дополнения, отмеченные в рецензии. Рецензировал нашу работу Московский институт ИОТТ.
В рукопись были быстро внесены исправления, тем более, замечания не носили принципиального характера, и она была отправлена в издательство для подготовки к печати.
После этого настало время заняться составлением рукописи по отходам флотации.
В нашем институте в описываемый мною период времени произошли некоторые организационные изменения. Лаборатория, которой я руководил, настолько была расширена, что меня заставили заниматься не только водно-шламовым хозяйством фабрик, но и утилизацией отходов угольной промышленности, в частности обогатительных фабрик.
В лаборатории организовали специальный сектор, который должен был разрабатывать мероприятия по охране природы. Это вызвано тем, что за последние десятилетия в результате бурного развития угольной промышленности Донбасса, ежегодно шахты и углеобогатительные фабрики выбрасывают более 80 миллионов тонн отходов. Такое огромное количество породы в густонаселенной части бассейна трудно разместить, не засорив ими пригодные для возделывания земли, воздушное пространство - продуктами горения, и не загрязнив водоемы и реки.
Если учесть, что на территории Донбасса уже находится более одного миллиарда тонн отходов только угольной промышленности, то проблема становится настолько актуальной, что ее решение крайне необходимо. Не случайно в 1972 году охране природы была посвящена одна из сессий Верховного Совета СССР.
Все это прибавило мне работы. К тому же кончался год. Конец года в научно-исследовательском институте всегда напряженный, так как надо закончить все готовые исследования, составить по ним отчеты, получить от предприятий или других институтов оценку своим исследованиям и защитить эти работы перед Ученым Советом института.
Последние недели года всегда проходят с большей нагрузкой, чем в остальное время. Все суетятся и усиленно проходят заседания Ученого Совета по рассмотрению законченных работ. Надо успеть, как принято говорить, закрыть план. Это исключает возможные неприятности для начальства, да и премия для дирекции при выполнении плана всегда обеспечена.
Заседание Ученого Совета в большинстве случаев проходят бурно. Правда, не всегда они отличаются деловитостью. Ведет их, обычно, заместитель председателя Совета Коткин. Ну, а Коткин, как я уже не раз отмечал, очень любит дискутировать, возбуждать аудиторию, втягивать ее в орбиту напряженности, если даже в этом и нет необходимости. Причем, большим недостатком работы Совета является частое перерастание коткинских любимых дискуссий в ненужный и даже нездоровый спор, уводящий аудиторию в сторону и развивающий у участников Совета не деловитость и глубину мышления, а желание спорить, кому-то досадить.
Этот стиль работы Совета Коткиным возведен в ранг принципиальной политики. Ему, видите, нравится зубастость Совета, даже если она и не по существу.
Ведь такие люди, как Коткин, получают удовольствие от любого спора, даже если он ведется ради самого спора.
Такое рассмотрение результатов исследований приводит к тому, что некоторые члены Совета сравнительно легко воспринимают этот стиль и манеру и становятся в какой-то мере более болтливыми и придирчивыми, чем глубокими. Это в первую очередь относится к уже вам известному Скляру и, как ни странно, но даже к более глубокому человеку, - к Самылину. Незаметно для себя, он освоил излишнюю болтливость и в последние годы его работы в институте, перед уходом на пенсию, стал менее выигрышно выглядеть, чем раньше. У него заметно возросло самомнение и нетерпимость к замечаниям в его адрес.
У Коткина получается так: чем придирка острее и настойчивее, тем лучше. Но ведь для науки нужно не это. Нужен глубокий анализ, а не бессмысленное дергание защищающего свою работу.
Известно, что самая большая польза получается, если Совет укажет на достоинства и недостатки работы. Тогда исполнителю будет ясно, что из его исследований признается научной общественностью, а что нет и что нужно переделать.
Если хорошенько присмотреться к нашим ведущим научным сотрудникам, а точнее, к тем, кто занимает руководящие посты – это заведующие лабораториями и заведующие секторами, - то можно их разделить на четыре категории.
Прежде всего – это «мыслители», то есть те, кто ведут сами исследования и находят новые понятия, зависимости, параметры и даже процессы. К сожалению, среди научного руководящего состава их очень мало. Настоящий исследователь, каким является обычно «мыслитель», никогда не скользит по поверхности, а вгрызается в явление и, благодаря этому, достигает поставленной цели.
Следующая категория – это в широком смысле «открыватели», а в более узком, в нашем техническом понимании, - «создатели» новых процессов, явлений, зависимостей. Им в некоторой степени свойственна манера исследователя и в тоже время, манера изобретателя. Они, часто сделав что-то новое, не могут его осмыслить так, как это делает «мыслитель». Им не свойственна глубина мышления.
Далее следуют чистые «конструкторы». Они только придумывают разные новые машины, аппараты, часто без достаточных исследований и обоснований. Пользуются, главным образом, логикой и всякого рода домыслами. Угадал – хорошо, не угадал – не страшно, придумаю новую машину. Здесь главное – это интуиция.
И наконец, «охотники», заглядывающие как бы под каждый куст, обнюхивающие каждую чужую статью, полученную информацию, в надежде найти что-либо интересное, стоящее. И им это иногда удается. Подхватив какую-либо идею, или конструкцию, они тут же ее подвергают некоторым изменениям, дополнениям и выдают за свою научную разработку. Типичным представителем этой категории у нас является Шкловер, который хватает не только осмысленные идеи, но в большинстве случаев – нежизненные.
Но, чтобы оценить качества исследователя в полной мере, указанной классификации недостаточно. Следует еще добавить деление научных руководителей - на руководителей групп и одиночек.
Исследователь-одиночка творческую работу выполняет сам, а его помощники исполняют, главным образом, техническую работу. В этом случае научный рост его учеников небольшой, ибо их способности слабо развиваются и тем более используются. При такой постановке дела, количество выполняемых исследований меньше, чем могло бы быть. Да и глубина проработки вопросов не всегда находится на должном уровне, особенно в тех случаях, когда руководитель-одиночка недостаточно одарен.
Что же касается руководителей, которые и сами ведут исследования, и поручают это делать подчиненным, то здесь успех в работе обеспечивается лучше, так как сам руководитель не порывает связи с исследованием.
Ведь не секрет, что многие «групповые руководители» начинают заниматься администрированием, различной другой деятельностью и вследствие этого теряют прямой контакт с исследованием. Это плохо, но в нашей действительности такое явление - весьма частое. Особенно относится к директорам и заместителям директоров институтов. Иногда их деятельность копируют и заведующие лабораториями. Это уж совсем недопустимо.
Такая организация сводит научно-исследовательскую работу на нет. В этих случаях никогда нельзя с уверенностью рассчитывать на частое посещение вас музы, которая одарит вас своим вдохновением.
Такие руководители среди подчиненных быстро теряют научный авторитет, даже если он когда-то и был высоким.
Гораздо успешнее работы выполняются там, где руководитель позволяет проявлять инициативу подчиненным, поддерживает их начинания, помогает молодым исследователям, и не порывает связей с наукой, с научным мышлением.
Никогда не следует забывать, если вам поручили руководство группой научных сотрудников, то вы не только администратор, но, главным образом, – научный руководитель, то есть тот, кто является советчиком и научным проводником во всех делах своих подчиненных. Надо так организовать и увлечь исследователей, чтобы им казалось даже странным то обстоятельство, что им платят деньги за то, что им доставляет удовольствие.
Известно, что исследования, движимые любознательностью, могут дать очень многое.
Весьма важное значение для «прикладников», какими мы по существу и являемся, имеет технология производства. В этом отношении научные сотрудники института и их руководители, тоже делятся на две категории, то есть знающих производство и поддерживающих с ним постоянную связь и незнающих его, или слабо знающих.
Типичным примером такого «незнайки» у нас в институте являлся Золотко, - сменивший за относительно небольшой промежуток времени шесть или даже семь должностей, начиная с ученого секретаря и кончая заведующим лабораторией. У него все необычно, даже фамилия. По смыслу, весьма заманчива, благородна, но не всегда он достоин своей фамилии.
Этот человек на производстве не работал ни одного дня и к этому никогда и не стремился. Он полагал, производство не для него, он и так много знает. Не вел он исследований. Даже тематика его лаборатории мало предусматривала исследовательских работ. Она больше была связана с попытками делать какие-то обобщения по чужим работам. Их перелопачивали, тасовали, а затем делали слепые прогнозы развития углеобогащения в будущем.
Сам Золотко от природы не умен, но очень хитер и скользкий, тщеславен, ловок, как хорек, и с большими наклонностями и опытом к чинопочитанию. В семье и среди подчиненных он эгоистичен. В науке был без специальности. Он - не «мыслитель», не «открыватель», не «конструктор», и даже не «охотник». Он просто «вращающийся» среди исследователей, с хорошо подвешенным языком и умением всегда быть на виду. С ловкостью хорька толкается и суетится среди начальства, юлит и на ходу вслушивается и подбирает все, что можно использовать в личных целях. Начальству безмолвно поклоняется с такой целомудренной сдержанностью, с таким непогрешимым тактом, какому некоторые могут позавидовать. При необходимости, умеет на себя напускать невинную стыдливость. Под предлогом защиты справедливости и морали, он всегда старается повысить свой престиж и популярность. Зато среди подчиненных держится высокомерно, выставляя себя напоказ. Всегда поглощен самим собой и не любил, когда ему не уделяли особого внимания. Это часто он выражал словами вслух, не заботясь о последствиях.
Золотко человек раздражительный и чрезвычайно пекущийся о своем благополучии. У него то и дело проскальзывает что-то обывательское, с наивной откровенностью обнаруживая самое обыкновенное честолюбие. Оно является самым сильным чувством, на какое он способен. Часто приходит в беспокойство даже тогда, когда слышит похвалы в адрес других. Полагает, что в этой похвале скрывается досадное сравнение в ущерб ему.
Едва-едва он успел получить диплом кандидата технических наук, как начал во весь голос выступать на всех совещаниях, собраниях и в частных разговорах. Все было направлено на завоевание популярности и хорошей должности. Но к нему, по-прежнему, многие относились с недоверием.
И как ни странно, но такой человек сумел войти в доверие к директору Жовтюку и пользовался его благосклонностью.
Но, если подойти к этому с другой стороны, то Жовтюк, возможно, и прав. Ведь надо же кому-то и такую работу выполнять. А ее в наше время не так уж и мало. Кто-то должен вертеться и снабжать Жовтюка требуемой информацией. Золотко это делал неплохо.
Иногда у меня появлялась мысль: может быть, Золотко и нельзя винить, ибо быть карьеристом не так-то просто. Дело слишком мудреное. Ему оно давалось нелегко.
Но есть и такие научные сотрудники, которые составляют особую категорию. К ним с успехом можно отнести заведующего сектором Коробко. Ему не так уж мало лет, но и не так много. Он находится в расцвете творческих сил для ведения серьезных исследований. Вообразите человека среднего роста, худощавого, со средней длины носом, не гладкой кожей на лице, довольно высоким, немного даже выпуклым и открытым лбом, серыми глазами с умеренным взглядом, значительной потерей волос на голове и всегда добро улыбающимися губами. Ходит тихо, очень мягко ступает, но не украдкой, а стройно и свободно.
Внешний вид не сразу бросается в глаза, но вблизи смотрится хорошо.
Коробко человек несколько странный: беззаботный, довольно говорлив, в работе рассеян, не исполнительный, и в то же время очень глубокий в интеллектуальном отношении. Он не обладает хорошей образованностью и изящными манерами, но одарен парадоксальным умом и многоречивым юмором, который умеет подчеркивать интонациями речи. Он - одно из самых причудливых и удивительных созданий природы, каких в наш век встречается немного, но все же есть.
Коробко – это смесь хорошего и дурной беспечности. В нем перемешались такие понятия, как честность и безразличие. Он наделен добрыми качествами, но совершенно не стыдится своего безделья и даже дурных поступков. Живет он, как говорится, со дня на день, – смотря по обстоятельствам, но всегда с налетом беспечности. Любит выпить, хотя считает себя непьющим. Были отдельные случаи, когда он с яростной жадностью, не знавшей утоления, напивался до потери равновесия.
Он не слишком весел, не балагур, но всегда находится в довольно хорошем настроении и расположении духа. Нельзя сказать, что он посвятил себя прекрасному ничегонеделанию. Человек мыслящий и добрый, но его доброта заключает в себе силу и слабость. Причем слабости он чаще отдает предпочтение.
Когда с ним разговариваешь, то иногда его можно назвать весьма знающим человеком, а иногда, просто ученым чудаком. Особая его страсть – это обмен мнениями о проблемах науки.
Ведет он исследования необычно, все удачно начинает, но почти никогда ничего не кончает, так как увлекается другим и забрасывает начатое. Он со своими научными разработками поступает так, как дети с куклами: повертят, поломают, да и оставляют в покое. Он пресыщается разговорами, растрачивает попусту свою страсть. Выступает в поход с развернутым знаменем, в полном боевом параде, пылая желанием все сокрушить, а кончает тем, что уходит с поля боя, не одержав победы.
Зато он может хорошо и даже глубоко разобраться в работах других авторов и превосходно выступить на Ученом Совете.
Говорит так же хорошо, как и мыслит, а преломляет это в действительность очень плохо.
К этому следует добавить, что он к тому же добродушный, а вот в семье приживается плохо. Его мыслям нужен простор, а домашние заботы его стесняют и тяготят.
Такие люди, как Коробко, среди исследователей встречаются не так уж часто. И там, где их умеют использовать, они приносят большую пользу, а там, где на них махнули рукой, там они малополезны.
К сожалению, Коробко в полную меру не используется, и вина не столько его, сколько его начальников, у которых он работал в нашем институте, и которые, по-видимому, не смогли найти ключа от кладовой его знаний. Приходится только сожалеть.
Человечество для решения научных проблем всегда применяет свои знания и опыт. Так постепенно, накапливая взаимосвязанные факторы и систематизируя их, получили нечто единое.
Поэтому все, что мы называем наукой, есть не что иное, как систематизация наших знаний и опыта.
Поступая так, мы можем накопленные знания передать последующим поколениям. В этом и заключается основная ценность систематизации.
Мне хотелось с этих позиций взглянуть на основные этапы развития нашей науки об обогащении полезных ископаемых и, в частности, обогащения углей.
Практически достигнуть полного разделения исходной руды или угля на полезный и неполезный компоненты, как известно, пока невозможно. Следовательно, всякое обогащение сопряжено с потерями полезного компонента в отходах и попаданием пустой породы в концентраты. Решение этого вопроса находится в прямой зависимости от организации самого обогащения. Скажем, при капиталистической системе организации, в основе лежит двухчленная формула, то есть максимум обогащения и максимум выхода концентрата. Такая формула приводит к тому, что концентраты могут быть загрязненными, если исходное сырье позволяет в сравнении с контрактом поставлять более чистые концентраты. Капиталиста не интересуют потери, могущие возникать от поставок загрязненного концентрата металлургии. Главное для него – это количество и содержание золы в концентрате, не превышающее контракта.
Такая организация обогащения в нашем плановом хозяйстве совершенно неприемлема, так как приводит зачастую к излишним перевозкам породы, к хранению ее на складах и обжигу при металлургической обработке.
Между тем задача, стоящая перед социалистическим плановым хозяйством, требует, чтобы вопросы обогащения углей и других полезных ископаемых, решались с учетом более широкого спектра показателей, включая и металлургические.
Наивыгоднейшая степень обогащения углей и руд в нашем хозяйстве может быть достигнута только при трехчленной формуле организации обогащения, обеспечивающей максимум обогащения, максимум извлечения неполезной части в отходы и максимум извлечения полезной части в концентрат.
В формуле, учитывающей три этих фактора, первые два члена не содержат противоречий, так как оба они изменяются в одном и том же направлении. То есть, чем больше степень обогащения, тем больше степень извлечения неполезной части в отходы. Третий член этой формулы по своему смыслу прямо противоположен первым двум, так как чем больше степень обогащения, тем меньше степень извлечения полезной части в концентрат. Он как бы является сдерживающим фактором против нарушения организации технологии обогащения.
Историческое начало процессов обогащения теряется в глубокой древности. Простейшие способы улавливания самородных металлов были известны, по-видимому, доисторическому человеку. Еще якобы за две тысячи лет до нашей эры финикияне для улавливания самородного золота использовали такой сложный процесс, как флотация. Они намазывали птичьи перья гусиным жиром, опускали их в движущийся речной поток и таким образом извлекали прилипшие золотины.
А в XIV и XV веках нашей эры уже можно было встретить машины и аппараты, применяемые для обогащения.
Первая книга по обогащению «De Re Metallica» написана Агриколой в 1657 году. В книге указывается, что в первое время для обогащения использовались желоба. По-видимому, этот способ заимствован из наблюдения за расслоением материала в руслах рек, то есть из процессов аллювиальных (насосных) отложений.
В дальнейшем, наряду с развитием и совершенствованием этого способа, появился процесс отсадки материала, где используется принцип разных по значению скоростей падения частиц разной плотности. Отсадка широко применяется и в настоящее время.
В царской России обогащение углей зародилось в Донецком бассейне. Первая фабрика была построена с помощью иностранцев в 1895 году. К 1917 году в Донбассе уже было 11 фабрик, мощностью от 40 до 155 тонн в час обогащаемого угля. Общая производительность дореволюционных фабрик составляла всего лишь 825 тонн в час. Технология обогащения находилась на низком уровне. Обогащались только угли, размером более 3, 5 и 10 миллиметров. Мелочь не обогащалась.
Сейчас только в Донецком бассейне насчитывается 92 фабрики, общей производительностью около 37000 тонн угля в час.
Современные обогатительные фабрики состоят из многих сложных процессов, но не все они развивались в одинаковой степени – одни значительно выросли и усовершенствовались, другие развивались медленно.
Если взять такой вспомогательный процесс, каким является грохочение угля перед обогащением, то за последние десятилетия появилось огромное количество новых типов грохотов, увеличились их размеры, выросла производительность, а вот качество разделения угля на классы крупности, то есть сам процесс грохочения, по существу, остался на прежнем уровне.
Мне кажется, это объясняется прежде всего отсутствием достаточно солидных и глубоких исследований по этому вопросу, которые могли бы лечь в основу разработки эффективных грохотов. Конструкции грохотов до сих пор рождались, главным образом, в результате чисто механического подхода, расчетов на прочность и логических рассуждений, часто упуская качество грохочения.
Давно известно, процесс грохочения угля происходит только тогда эффективно, когда слой движущегося материала по поверхности решета очень небольшой - в одно зерно или близко к этому. Но при малом слое резко снижается производительность грохотов. Около 35 лет тому назад Митрофановым, о котором я уже рассказал вам, процесс грохочения был улучшен. Он предложил оригинальную конструкцию грохота, назвав его тригонометрическим. Высокая производительность и качество грохочения достигались за счет большой скорости продвижения материала по грохоту и малой высоты слоя.
Но, как это часто у нас бывает, этот грохот был забыт и выпускались массовым порядком различные конструкции без достаточного технологического обоснования.
В том, что наша промышленность до сих пор не имеет хороших в технологическом отношении грохотов, не малая вина ложиться и на наш институт, в частности, на лабораторию, длительное время руководимую Шкловером.
Шкловер, по своим наклонностям и стремлениям, очень хороший коммерсант, а вот как исследователь слабоват и даже очень. Если в науке он не стоит ни одного свежего яйца, то в коммерческих делах и делишках он стоит целой сотни яиц.
Именно его лаборатория должна была выполнить фундаментальные исследования и предложить их конструкторам-машиностроителям для разработки эффективных грохотов, в зависимости от характеристики грохотимого материала.
Однако, этого не случилось, хотя самому Шкловеру работа Митрофанова и была известна.
Шкловер работу своего коллектива построил на мелком и слепом изобретательстве, а не на глубоких исследованиях. Он искал более коротких и более надежных путей к получению премий. В результате, такая важная проблема, как грохочение углей, до сих пор не решена.
Любой исследователь, прежде всего, должен быть ученым, а уж потом изобретателем. Все, что он изобретает, должно опираться на результаты анализа. Только тогда можно решать сложные вопросы.
Коткин на различных совещаниях и Ученых Советах не раз указывал на этот недостаток «Шкловерской школы», но дальше этого дело не шло. Пока все по-старому.
Причем, коллектив сотрудников этой лаборатории неплохой. Нужен лишь хороший научный руководитель. К сожалению, Шкловер не мог им стать. Если сотрудники в чем-то и совершенствуются, то это их заслуга, а не Шкловера.
Шкловер давно руководит лабораторией и уже приобрел некоторый опыт, но достичь высокого развития ему так и не удалось из-за излишней самоуверенности и стремления подчинить всю тематику личной выгоде. Нельзя его назвать и круглым дураком или невеждою. Он кое-что смыслит в технике обогащения. Но особенно - в технике «выбивания» премий даже за слабенькие работы. Вступает во всякие сделки, угодничает, чтобы что-то выгадать для себя.
Его мелкие работы так скоро теряют значение для производства, что он едва успевает получить за них премию, как они отвергаются производственниками.
Внешность Шкловера не привлекательная, хотя бы потому, что он немного перекошен, с явно заметной сутулостью и имеет неприятный желтый цвет лица. Много напускного. Под его внешностью часто бывает бездонная пустота и ничего существенного. Он хитер, злой, любит подхалимничать перед высоким начальством и того же требует от своих подчиненных. Выражение его лица меняется как окраска хамелеона, в зависимости от обстоятельств. Это он хорошо умеет делать и особенно тогда, когда в чем-либо заинтересован. К тому же, обладает большим нахальством и очень ядовит. Когда в чужом доме чихнет, то обязательно скисает молоко.
Нельзя сказать, что Шкловер глуп. Все свое умение и энергию использует только в своих эгоистических целях. Для него научное поприще, институт – это сцена, где он довольно свободно играет роль ученого, не будучи им.
Ну, а если кто и разгадает его истинное лицо, то Шкловер со спокойной совестью и выражением лица может плюнуть в душу человека. При его нахальстве это бывало. На это он мастер. Обид не прощает, тут он беспощаден.
Если послушать самого Шкловера, - а язык у него подвешен неплохо, -то неосведомленный человек может подумать, что он и ученый, и поэт, и весьма культурный человек. Но это только первое впечатление. Оно быстро рассеивается, как утренний туман.
Читая его стихи, легко заметить, даже не особенно просвещенному человеку, что его четверостишие слишком плоское. В его стихах есть слабенькая рифма, но нет мыслей.
В конце концов, за различного рода нарушения трудовой дисциплины Шкловера понизили в должности.
Он даже защитил кандидатскую диссертацию. Но как?! Способ написания диссертаций он заимствовал у нашего начальства. Не сам, а с помощью других.
В прежние времена большое начальство не стремилось защищать диссертации, не было принято. Но вот настали другие времена. Начальство решило иметь кандидатские, а некоторые даже докторские дипломы. И тут пошло использование тех, кто мог оказаться полезным в этом отношении.
Когда такой метод написания диссертаций среди начальства принял широкий размах, то им воспользовался и Шкловер. Оригинальную часть диссертации для него написал молодой талантливый математик Пожидаев, товарищ нашего Толика по школе и по университету. Но ведь оригинальная часть и составляет сущность диссертации!
Как видите, этот способ написания диссертаций одобряется не только высоким начальством, но даже некоторыми заведующими лабораториями, что уж совсем плохо. Но среди заведующих лабораторий это все-таки редкое явление.
Дело дошло до того, что в 1972 году ЦК КП Украины указал на ненормальность такого положения, когда секретари Обкомов, Министры и их заместители и другие ответственные работники стремятся заполучить диплом ученого.
Не думаю, что это справедливое осуждение сыграет положительную роль. Оно быстро забудется, и число таких «ученых» будет, по-видимому, расти.
Что же заставляет больших руководителей стремиться иметь документ об ученой степени?
Почет? Вряд ли, ибо он у них и без диплома выше, чем у тех, кто с дипломом. Желание заняться наукой? Тоже нет. Да они и не смогут, если бы такое желание и возникло.
По-видимому стимулом является неустойчивость занимаемого положения и холодная, часто необеспеченная старость.
Взять, к примеру, бывшего председателя нашего Совнархоза, затем заместителя Министра угольной промышленности Кузьмича, ныне заместителя директора горного научно-исследовательского института в Москве. Когда он был в верхах, научные коллективы двух наших институтов состряпали ему большую монографию по гидравлической добыче угля (в то время модного направления в угольной промышленности, впоследствии не оправдавшего себя). Эта монография, к которой Кузьмич и не дотронулся, была опубликована и представлена им для защиты. И так как от Кузьмича в то время многое зависело, то работники институтов все сделали, чтобы ему присвоили не кандидата, а сразу доктора технических наук.
Теперь, когда он, по ряду причин, потерял власть, а точнее ее у него отобрали. Он восседает на значительно меньшей должности, но материально обеспечен - ведь он доктор.
Так точно поступил и бывший первый секретарь Донецкого Обкома, член Политбюро ЦК КП Украины Дехтярев. Ему тоже присвоили сразу доктора технических наук за работу, которую он не создавал. Зачем ему это понадобилось, находясь на такой высокой должности в самой мощной в промышленном отношении, области? Ведь заниматься научной деятельностью он не будет, да и материально он обеспечен. В чем же дело? Причина все та же – неуверенность в своем обеспечении на старости лет. Хотя они и на старости лет обслуживаются неплохо, но все же, они полагают, всякое возможно. Можно и попасть в немилость. Собственно, так и произошло с Дехтяревым. Его освободили от должности.
Но вернемся к коллективу лаборатории, где руководил Шкловер.
Конечно, было бы неправильным утверждать, что эта лаборатория ничего не делала. Ее работоспособный коллектив выполнил немало хороших работ. Но главного они не сделали – не решили проблему эффективного грохочения углей. В этом вина, прежде всего, Шкловера. Они не делали того, что должно быть столбовой дорогой для этой лаборатории.
Теперь о развитии отсадки – одного из основных процессов обогащения углей. Это - один из древнейших способов обогащения.
Когда я начинал свою деятельность, как специалист в области обогащения полезных ископаемых, процесс отсадки осуществлялся в отсадочных машинах поршневого типа. Надо сказать, эти машины работали весьма хорошо. Прекрасные показатели обеспечивались относительно малой удельной нагрузкой и наличием в отсадочных машинах для мелкого угля полевошпатовой постели.
С бурным развитием техники вообще, начали совершенствовать и отсадочные машины. Было два направления – увеличение удельной нагрузки в 2-3 раза и совершенствование конструкций самих машин. Если в конструктивном отношении обогатители достигли относительно многого, то в технологическом, я бы сказал, ничего. Качественные показатели даже ухудшились. Понадобился не один десяток лет, чтобы убедиться, что с увеличением удельной нагрузки резко ухудшаются показатели работы отсадочных машин. Сейчас уже многие поняли это заблуждение и намечается тенденция к снижению удельных нагрузок.
В развитии осадки были и курьезы. Так, с помощью нашего института, а точнее Коткина и Самылина, на многих фабриках было ликвидировано выделение промежуточного продукта. В результате, работа осадочных машин ухудшилась, и увеличились потери угля. Прошло не так много времени и пришлось дорогой ценой восстанавливать то, что по необдуманности выбросили.
В свое время увлекались так называемой, высокочастотной отсадкой. К счастью, это произошло до организации нашего института и омрачающая тень этой лихорадки не ложится на наше учреждение и его работников.
Если нормально работающий отсадочной машине, в зависимости от крупности угля, необходимое число колебаний составляет 45-100 в минуту, то «высокочастотники», увлекшись этим малоэффективным направлением, закладывали в машины 500-800 и даже до 7000 качаний в минуту. Им и в голову не приходило, что при таких колебаниях происходит не процесс отсадки, а действует уже явление сегрегации, всегда менее эффективное, чем отсадка.
Как и следовало ожидать, все созданные «теории» по этому вопросу и машины, оказались несостоятельными и были быстро забыты.
После этого кое у кого, в частности и Самылина, появилась другая крайность, сводившаяся к утверждению о невозможности дальнейшего совершенствования отсадочных машин.
Смешно, когда науке приписывают какую-то ограниченную роль, вроде она выбилась из сил. Это уже теория узколобых.
Несколько поспешным явилось решение, принятое по настоянию Коткина и Самылина, о замене реожелобов на антрацитовых фабриках, отсадочными машинами. Заменить, заменили, а хороших результатов не достигли. Сначала дело казалось простым, а когда осуществили, то отсадка на антрацитовых фабриках начала давать значительно худшие результаты, чем на других марках углей. Да это и понятно. Ведь обогащение антрацитов надо вести не по низкой плотности, как это имеет место при обогащении каменных углей, а по более высокой, то есть той плотности, при которой отсадка работает малоэффективно.
Конечно, реожелоба, которые были на антрацитовых фабриках, не решали проблемы, но не решила ее и отсадка, хотя потери при ней вроде бы несколько уменьшились. Между тем, применение тяжелых сред для крупных классов антрацитов себя хорошо оправдало. Надо было внимательно и продуманно подойти к решению обогащения мелких классов антрацитов в тяжелых средах, использовав для этого опыт работы этих установок за границей.
Значительно большего обогатители достигли в таких процессах, как флотация, фильтрование, осветление загрязненных вод с помощью флокулянтов и обработки отходов флотации.
Сейчас производительность флотационных машин увеличилась в два раза. То же самое произошло и с вакуумным фильтрованием. Научились получать очищенную воду от загрязнения. Все это позволило значительно улучшить технологию обогащения углей и сократить потери ценного топлива.
Однако, есть еще целый ряд проблем, которые требуют неотложного решения. Одна из них – утилизация того огромного количества породных отходов, которые в настоящее время стремительно загрязняют территорию, водоемы и атмосферу Донецкого бассейна, да и не только его.
Все эти специальные рассуждения я привел, чтобы показать, как бурное развитие техники и технологии сопровождалось нелепыми заблуждениями отдельных обогатителей. Причем, если эти товарищи не занимали высоких должностей и от них не зависела техническая политика, то это заблуждение проходило бесследно, так как он вряд ли могло получить широкое развитие. Но совсем другое дело, когда это находит сочувствие у высокого начальства. Тут уже никто не может остановить внедрение недоработанных или даже непригодных разработок.
Следует сказать, такие ненормальные явления в области обогащения углей происходят очень часто из-за слабо продуманных или вообще непродуманных направлений и для гарантирования их внедрения авторы привлекают в соавторы высокопоставленных, особенно падких на это, особ.
А это, как видите, имеет не только положительные, но и отрицательные последствия. Положительные потому, что новшество быстро разрабатывается и внедряется, а отрицательные потому, что остановить его внедрение трудно, часто невозможно.
