7.
Человечеству все время приходится изыскивать новые способы познания и сохранения устойчивости. До сих пор события, жизнь, труд измерялись месяцами, днями и часами. В настоящее время счет ведется уже не микросекундами (миллионная доля секунды), а появилась новая единица времени – наносекунда (миллиардная доля секунды) и кое-где начинают считать в пикосекундах (миллионная доля наносекунды). Наш век обогатился новым качеством цивилизации – невероятными скоростями. Скорость является синтезом всех сил движения. За последние 50 тысяч лет существования человека сменилось, как некоторые считают, 800 поколений (если принять в среднем продолжительность жизни порядка 62 года). Из них якобы 650 поколений человек жил в пещерах. Только при жизни последних нескольких десятков поколений возникла эффективная связь между ними, благодаря появлению письменности. Лишь на протяжении последних шести поколений люди познакомились с печатным словом. Только при жизни последних четырех поколений люди научились более точно измерять время. Лишь последние два поколения пользуются электродвигателем. Подавляющее большинство материальных ценностей, которыми пользуется человечество в повседневной жизни, впервые создано при нынешнем поколении.
Как видите, все стремительно ускоряется, с головокружительной быстротой. Если, к примеру, взять процесс образования городов, то увидим: в 1850 году в мире - только четыре города имели миллион и более жителей. К 1900 году число таких городов возросло до 19, а в 1960 году уже был 141 город. Количество горожан ежегодно в мире возрастает в среднем на 6,5%. Скорость, с которой человек в древности путешествовал на верблюде, составляла всего около 10 километров в час. После изобретения колеса, скорость передвижения увеличилась немногим более 20 километров в час. Этот предел скорости долго не был превзойден, и только в 80-х годах прошлого века человеку удалось усовершенствовать конструкцию паровоза и превысить эту скорость, доведя ее до 100 километров в час. Однако, всего лишь через 58 лет (1938 год) самолеты уже имели скорость свыше 400 километров в час, а через 25 лет она резко возросла и приблизилась к четырем тысячам километров в час. Ныне скорость космических кораблей уже составляет около 19 тысяч километров в час. Количество журналов и статей удваивается каждые 15 лет, а ежегодный прирост научно-исследовательской литературы в мире составляет более 60 миллионов страниц. Чтобы избежать шока от такого потока, человек должен стать более приспособленным и пластичным, чем это было раньше.
Я, кажется, убедительно показал, что мое поколение, которое скоро будет заменено другим, наряду с добродетелями имело уж больно много пороков, и я не старался их скрывать. Теперь очередь другого поколения, новой молодежи. Поколение, приходящее нам на смену, будет сильнее чувствовать, что нас разделяет, нежели, что нас объединяет. Для нового поколения, мы уже прошлое. Они больше будут думать о будущем, чем горевать над прошлым. Если в ранние эпохи разница уровня развития между поколениями была не так велика, - я об этом уже говорил, - то в наш век, она огромна. Я думаю, что они по нашим ошибкам и достижениям, как по ступенькам лестницы, пойдут гораздо дальше, с меньшими пороками, но с большими достижениями.
Молодежи я хотел бы высказать кое-что, быть может, немного горькое, хвалебное, а также свою любовь. Ведь молодежь – радость, надежда жизни. В ней заложены все возможности: здоровье, красота и будущее. Лучшие творения принадлежат им. Пусть они иногда наивны, дерзки и несовершенны, но они заключают в себе пламя искренности и страстности. Зная это, наша молодежь частенько решает про себя, что она является значительной фигурой. Но иногда неплохо бы кое с кого из них сбивать эту спесь, чтобы они не барахтались во тьме. Когда вы молоды, сильны и здоровы, надо не поддаваться прихотям, а все делать методически, продуманно. Тогда не иссякнут преждевременно ваши возможности к творчеству, и ваш мозг будет всегда занят полезным трудом. Мое обращение к молодежи вызвано не желанием понравиться ей или надоедливо поучать ее, и тем более не старанием разыгрывать из себя юнца или ученого дедушку, а хорошими побуждениями и потребностью что-то сделать и для вас, молодежь. Вместо парадоксальных рассуждений и бесплодных фантазий, стремитесь оперировать подлинными фактами.
Имейте в виду, дар видеть правду – явление еще более редкое, чем дар творчества. В своей жизни я пытался пробудить в себе это свойство, чтобы полнее ощутить чувство реальности, особое звучание правды. Не знаю, насколько мне удалось это, но я преклоняюсь перед художниками, писателями, любыми другими тружениками, которые в своих произведениях, поведении и вообще в жизни проявляют чувство реального. Однако, видеть – это еще не все. Надо правильно понять и точно передать. Я всегда боялся туманной пустоты и витания в облаках, что легко можно обрести при бездеятельности.
Как вы заметили, я очень много вам поведал хорошего и плохого о моих знакомых. Постарался дать им более полные характеристики. Вполне возможно, что у вас возникнет вопрос, а кто же я? И в самом деле, кто же все-таки я?
На этот вопрос о самом себе, согласитесь, не так-то легко ответить, и еще труднее быть откровенным. Но раз вопрос поставлен, на него надо отвечать.
Моя жизнь в основном была правдивой. Тем, кто думает иначе, еще раз говорю – моя жизнь была жизнью нужной и справедливой. Конечно, любой человек, даже самый откровенный, в какой-то степени является загадкой. Я не исключение. Вот почему меня всегда притягивали к себе люди, чтобы изучать их, наблюдать за ними и на фоне полученных данных сравнивать и понимать себя. Специалисты говорят, чтобы передать свои чувства и переживания, надо уметь хорошо играть на каком-либо инструменте. Только музыка передает самые затаенные мысли и ощущения. Но я лишен этого дара. В музыке я многого не понимаю, но верю в ее красоту, которая иногда мне открывается не сразу, впоследствии, потом… Я не умею играть и потому постараюсь этот пробел заменить высказыванием своих размышлений. Звук своей души я попытаюсь представить словами. Надеюсь, это поможет вам составить обо мне кое-какое представление.
Наш род принадлежит к одному из тех старинных сословий, которые всегда были верны Отечеству. Несмотря на ряд потрясений и происходивших в обществе изменений, никто из нашего рода никогда не изменял Родине и никуда за границу не бежал. Моих предков трудно было оторвать от почвы, с которой их сроднили глубокие корни. Они были в течение столетий неотъемлемым «куском этой почвы», сжились с нею, впитали в себя ее дыхание. Их сердца захватывали не прекрасные зарубежные страны, - где многим казалось жить приятнее, - а наша Родина. Здесь нашему роду казалось все проще, роднее, ближе, смиреннее и удерживающее возле себя. Тот, кто в течение многих поколений испытал на себе влияние нравов и обычаев своих предков, тот уже не может от них легко отказаться. Для него все это приобретает особое очарование, которое он бранит и любит, и не в силах от него избавиться. Я, как и мои родители, предки, являюсь патриотом Родины. В моей любви к сыну сказывается гордость за свой род, свою старость, и чувство благодарности к сыну за дружбу, его блестящие успехи и воспоминания о собственной молодости. Я жил в другое время и не имел тех возможностей, какие имеет нынешняя молодежь. Но должен сказать, какое бы оно ни было, - плохое или хорошее, - вспоминать свое детство, юность и отрочество всегда приятно. В жизни у меня не все было гладко. Делал я и ошибки, и не раз, но в них я признавался. Признавался, прежде всего, себе, а если была в том необходимость, то и перед другими.
Все неприятности, встречавшиеся на моем пути, я преодолевал относительно легко. Это, конечно, не значит, что я был беспечен, и что все несчастья словно скользили по мне, и ничего не выпадало на мою долю переживаний. Во мне слишком силен был инстинкт жизни, поглощавший все хорошее и плохое. Я был в одинаковой мере подготовлен к удачам и неудачам. В общем, был оптимистом. Зря не портил себе кровь, считая, что все уладится, и как правило, все улаживалось. Чтобы сильно не переживать, я начинал писать. Когда работаешь, то уходишь от самого себя, укрываешься в том, что творишь. А, в общем, без неприятностей я даже не представляю жизнь. Когда чувствуешь себя еще сильным, как можно опустить руки и отказываться от борьбы. Страдание и борьба – это неотъемлемые спутники жизни. Они-то и являются тем, что устраняет бесцельное существование, наполняет вас желаниями. Здесь уместно привести высказывания Льва Толстого:
- Существо не страдавшее, не болевшее, здоровое, слишком здоровое, всегда здоровое – да это же чудовище!
Жить – значит, каждый день бороться. Всеми восхваляемая жизнь со мной не церемонилась. И все же я был и остаюсь всем доволен. Горести, стоявшие на моем пути, были большими и малыми. Они, подобно вихрю, срывали несколько веток, но не расшатывали моего ствола. Я устоял, хотя невежды и щекотали мои нервы не раз. Эти неприятности придавали мне сил, и это спасало меня. На всем пути я преодолевал законы, запрещения, опасности, недоброжелательность. Теперь я вправе отдохнуть. Но, покидая поле битвы, не хочу уединяться в домашнем очаге. И вот я вздумал открыть свою душу молодому поколению в виде этого рассказа. Я не сплетник и тем более не меланхолик.
Теперь, когда нахожусь в отставке и вспоминаю о неприятностях, ощущаю ту невольную дрожь, какая бывает у человека перед прыжком в холодную воду. К счастью, сейчас уже нет необходимости прыгать. Я не создан быть писателем, художником или крупным ученым, и тем более - крупным чиновником. Но трудиться я любил, и чтобы получить возможность свободно чем-то заниматься и освободиться от материальной зависимости, я вынужден был защитить диссертацию. Без этого документа мне трудно было бы обеспечить свое скромное благополучие, находясь на рядовой инженерной должности. Ведь в наше время без такого аттестата, если ты даже талантлив, - считаешься обычным, не ученым. А с этим грозным документом, если ты и глуп (а в нашей действительности это не редкое явление), тебя официально считают умным, и твоя глупость оплачивается куда выше, чем ум не аттестованного человека. Правда, меня материальная сторона особенно никогда не волновала сильно, но обеспечивать семью надо было.
У меня не было никаких особых пристрастий – ни к охоте, ни к рыбной ловле. Кроме коллекционирования русских монет, которым мы с женой занимались эпизодически. О нашей коллекции я уже говорил. В основном, я занимался наукой, создавал технические книги, писал статьи, читал художественную литературу, и этот труд наполнял всю мою жизнь. Я крепко верил в то, что делал, и в то же время в достигнутых результатах почти всегда сомневался. Поясню. Я твердо верил в существование той или иной зависимости, закономерности и часто их обнаруживал, но никогда не был уверен, что нашел истину. Часто интуитивно устанавливал - как в том или другом случае нужно поступать, но научно объяснить, что при этом происходит, мне не всегда удавалось. Часто мучился от того, что не мог чего-либо постичь, понять. Когда я работал над созданием книг, всегда был ими недоволен.
В этом заключалась для меня жизненная сила, толкавшая меня вперед,. Она заставляла глубокомысленно подпирать лоб рукой и размышлять. Это свойственно мне, ибо я все делаю с помощью разума, а не только сердца. В эти минуты меня часто заносит то в одну, то в другую сторону. То мои мысли облачены в лохмотья, то вдруг они одеты в пышные одежды. И, в конце концов, вырисовывается что-то реальное, полезное. Благодаря этому я не отставал от современной жизни, по крайней мере, я всегда пытался это делать.
Пережитые мною страдания и волнения не только обогащали меня и укрепляли ум, но выработали во мне терпеливость и стойкость. Благодаря этому я стал благороднее, чище. Мне кажется, я не растрачивал попусту свою энергию. Жизни я все возместил, не остался у нее не оплатившим должником. Все было возмещено ей, и на мне нет никакой вины. Я смело могу поздравить себя с успешной своей жизнью. В оставшиеся годы, мой удел – быть тем, кем я есть.
Вы спрашиваете, что я делаю, когда терплю в чем-либо неудачу? Снова и снова принимаюсь за работу, пока не добьюсь своего. Никогда нельзя бросать начатое, не разобравшись в нем до конца. Если в чем-либо я ошибался, снова возвращался назад, вновь проходил уже пройденный путь столько раз, сколько требовалось для решения проблемы. Ведь помехи, это не более, как остановки, неизбежные трудности в пути. Если же начатое дело кончал успешно, тут же брался за другое. Так, каждое утро, садясь за работу, клал новый камень на уже положенные ранее и постепенно воздвигал это здание так высоко, как только возможно, не торопясь, используя те физические и умственные силы, которыми располагал. Всякий, кто отдается труду, находит в нем для себя опору. Жизнь обретает смысл, здоровое направление и возникает равновесие, из которого рождается радость.
Мне как-то сказали, что завидуют мне. Значит, кое-кто считает меня счастливым человеком.
Если это так, то я, по-видимому, никому и никогда не причинял зла, и счастье получаю по справедливости. Меня нельзя отнести к тем, кто, стиснув руками голову, тревожно произносит: «Где вы, счастливые годы, где ты, горячая молодость». Нет, такое утешение не для меня. Я мог бы уйти на покой, но это вызвало бы у меня тоску, и я продолжаю работать для удовольствия и пользы. Я годы страдал и свое счастье выстрадал.
Несмотря на мой возраст, я еще не потерял вкус к труду и верю в него. Личная инициатива всесильна. Перед человеком, действующим, ничего не может устоять. Чтобы чего-то добиться, надо немного пострадать ради прекрасного будущего. Только при таком поведении можно утверждать, что я – это я! Счастье не покидает смелых. Нельзя убегать от счастья. Надо гнаться за ним, нагонять его, хватать его и подчинять себе. Вот так добывается счастье: трудом и только трудом. Не знаю, что вы понимаете под эгоизмом, но я считаю - если вы желаете себе счастья и стремитесь к нему законным путем, то такой эгоизм понятен, я его одобряю. Но полного счастья не бывает. Даже самым мужественным, самым счастливым, не дано до конца осуществить все надежды. Об особо великих людях я не говорю. Ведь человеческий дар присущ только избранникам судьбы, явившимся в наш мир со звездой во лбу. Они только вещают, а мы благосклонно взираем на них и преклоняемся. В их мозгах больше извилин, чем у нас, обыкновенных смертных.
Скучаю ли я? Нет! Избежать скуки так просто, стоит только каждое утро приниматься за работу и если ничего не получается, начинать снова. И так до тех пор, пока не увлечетесь и не найдете нужного решения. Плохо тому, кто не умеет начинать сначала. Я все время работаю, копаюсь, словно неустанное насекомое. Некогда было скучать.
Когда я работаю? Всегда. Праздно я не отдыхаю, полностью свой мозг не отключаю от размышлений. Все время пишу и читаю, читаю и пишу, а когда не работаю, то обдумываю, что и как писать.
Среди нас частой гостьей является зависть. Ее отсутствие – это редкостная и прекрасная черта характера, не так часто встречающаяся. Даже лучшие из людей не свободны от зависти. Я в какой-то мере, разумеется, не полностью, но лишен этого чувства и от души радуюсь успехам друзей и знакомых.
В жизни я не был ни скупым, ни жадным к деньгам, но цену им знал, так как был воспитан в традициях бережливости. Материальное обеспечение меня мало интересовало. Оно было только необходимостью прокормить семью, не более. На деньги счастья не купишь, мыслей тоже, а о порядочности уже и говорить не приходится. О своей щедрости я бы сказал так: раз я не был скупым и не был расточительным, значит, занимал промежуточное положение между этими крайностями и был в какой-то мере щедрым.
Щедрость – слово красивое и часто оно в ходу среди нас на словах, но не на деле. Щедры не многие. Подавляющее большинство людей про себя щедрость считают нелепостью, присущей транжирам. Это не совсем верно. Значение этого слова выходит за пределы денежного понятия. Щедрый человек вовсе не расточитель денег, он всегда готов помочь друзьям, знакомым не только деньгами. Щедрость надо понимать в более широком смысле. Она может проявляться в человеческом отношении, доброте, в передаче знаний и т.д.
В компании я никогда и ничем не обращал на себя внимания. Короче, не блистал, посредственный собеседник, не весельчак, который смог бы завладеть обществом. Когда вопрос касается моих убеждений, кое-что могу сказать и совсем плохо говорю, когда речь заходит о праздности, шутках, веселости. А вот слушать других люблю и умею, если разговор носит серьезный характер и лишен злословия. Но когда я бываю в более легком обществе, то в силу необходимости привыкаю к его требованиям и снисхожу к пустякам, которые там процветают.
Перед публичным выступлением я испытываю какой-то страх, точнее неуверенность. Только этим мучительным ощущением и во многих случаях бесполезностью ряда совещаний и заседаний, можно объяснить редкие мои выступления с докладами, лекциями, речами. Между тем, возможности для этого у меня были значительные, но указанное чувство сдерживало меня от афиширования себя перед публикой.
Читаю ли я газеты? Безусловно, да! С волнением каждый день ожидаю почту, чего-то необычного, но потом не без досады убеждаешься, что читать-то часто и нечего. Одно и то же. Материал какой-то однобокий, да и правды маловато.
Прожив жизнь, я ничего существенного так и не сделал, но всегда был одержим несметным множеством мыслей, проектов, планов. Чтобы все это выразить, я нуждался в знаниях, достойных этих идей. Все, что я сделал до сих пор, это лишь проба сил, прелюдия. Еще надеюсь на будущее. Конечно, это - лишь прекрасные мечты, но я живу ими, и это приносит мне утешение. Хотя я трудился усердно, но оплошал, так и не достиг нужных высот.
Если вы заметили, я иногда прибегаю к слову «Бог». Это, разумеется, не значит, что я верующий. Я его использую не как обращение к Богу и, тем самым, признаю его существование, - это было бы смешно в наше время, - а употребляю это слово, как удачную и довольно яркую форму выражения своих мыслей и чувств. И только.
Нам часто кажется, что люди очень злые. Я так не думаю. Среди нас больше трусов, эгоистов, лгунов и, пожалуй, лицемеров, чем злых людей. Поступки, которые я перечислил, мы в большинстве случаев делаем без умысла, а по обстоятельствам. Отсюда и многочисленные людские страдания и, вероятно, они никогда не прекратятся. Ведь корень страданий находится в нас самих. Наш рассудок ведет борьбу с нашими страстями, но не всегда ему удается побеждать. Мы часто сами себя заставляем страдать. Тех, кто сильно «подвержен страданиям», я жалею. К ним нужно быть снисходительным. Свое собственное страдание я топил, изучая чужие страдания, и успокаивался.
У вас может сложиться впечатление, что я много фантазирую и даже пытаюсь кое о чем философствовать. Ничего удивительного. Я и сейчас, несмотря на возраст, люблю пофантазировать и в одиночестве предаваться грезам. Они развлекают меня. Что же касается философии, то к ней я отношусь с уважительной торжественностью. На мой взгляд, она состоит не так из законов, как из подобранных там и сям осколков мудрости прошлых веков. Люди стремятся к истине, но так как абсолютной истины никто не обнаружил, то каждый из нас из отдельных кусков, взятых из разных источников, составляет свои убеждения. Вследствие этого не существует одинаково мыслящих людей, придерживающихся одного и того же убеждения. Каждый вносит хотя бы небольшое изменение в мысли другого. Специалисты - так называемые философы - тонут в многословии и догматах официальной политики каждой страны. Короче, какова в данной стране политика, такова и философия. Все это делает «науку философию» непрочной и противоречивой. Ранее философия была наука наук. Ныне – это «просто философия», которая не в состоянии охватить действительность, а потому стала «проблемой в самой себе».
Что же все-таки такое философия? На протяжении веков философия истощалась и постепенно утратила свое лицо. Она дала начало физике, математике и другим естественным наукам. Почти все экономические и социальные науки обязаны ей своим существованием. В последние десятилетия выделились и обрели самостоятельность педагогика, психология и социология. Такие науки, как формальная логика, социальная этика и философия права, тоже стремятся к самостоятельности. Поэтому сама философия становится тощей и не исключено, что может превратиться из обширной науки в историческую, а именно, – историю философии. Сейчас, как никогда, для дальнейшего развития современной философии требуется открытие новых законов общественного развития. К сожалению, ничего подобного пока не видно.
О том, что я лишен музыкального слуха и памяти, уже говорилось. Но у меня музыкальное сердце. Все, что в жизни трепещет, движется и дрожит, - я слышу и воспринимаю, как музыку. Меня трогает солнечный луч, мерцание звезды, грозы, птичье пение, жужжание насекомых, шелест листьев – это жизненная музыка. В жизни все это я не только видел, слышал, но и чувствовал. В общем, у каждого из нас своя симфония человеческих чувств. У меня она такая.
Чтобы избежать бессмыслицы в жизни, я создавал сам себе смысл жизни. Зная, что, в конце концов, я умру, все равно создавал условия, при которых смерть как бы одушевляла меня в жизни. Здесь сказывалась личная заинтересованность. Она пробуждала во мне энергию и толкала к деятельности. Личный интерес – это же главный двигатель и лежит он в основе всякого действия. Хотя смерть близких и знакомых и вызывает у нас страдания, но в целом человечество не очень-то печалится об этом. Природа приручила людей к чередованию жизни и смерти, и никто не сетует на нее за это.
Люблю ли я спорить? И да, и нет! Если с начальством, то нет. Все равно бесполезно, да иногда и опасно. В таком споре нужно либо только поддакивать, либо только молчать. Люблю спорить, когда в нем участвуют не высокие особы, не низкие плебеи, не авторитеты, не имена. В споре важна истина, перед которой все равны. В таком споре она и рождается.
Так уж случилось, что я всю свою сознательную жизнь что-то писал. Это было для меня питательной средой, пищей. Хотя эта пища была не очень питательна, но вкус к жизни не портила и никогда не отбивала у меня аппетита. Конечно, можно было заняться и чем-то другим, но, к сожалению, мне никто более подходящей пищи не предложил и не привил вкуса, а сам я не смог угостить себя, чем-либо более приятным, сладеньким. Я больше писал для себя и не старался глубоко вникать в написанное. Зачем? Написанным я наслаждался пассивно, самим процессом писания. На большее я непригоден.
Писать я начал, еще будучи студентом, и две статьи на технические темы были опубликованы в журнале. В студенческие годы я написал довольно объемистую брошюру, которая, кажется, называлась «Засорение углей при их добыче». Отослал в издательство, а там какой-то редактор-шутник написал на ней: «Слишком засорена! Печатать не будем».
Но спустя некоторое время, будучи уже инженером, мне удалось опубликовать этот материал под другим названием. Когда я писал мои первые научные работы, мне казалось, что я - единственный человек, которому нравились мои творения. Но, несмотря на возможные погрешности и невысокое качество моих ранних работ, редакции их принимали и охотно печатали. Более сносно излагать свои мысли и результаты исследования, я научился позже, и вот как это было. Работая в Донецком угольном институте, написал довольно большую работу для Трудов института. Ее приняли к печати и направили на окончательное редактирование одному из ранее репрессированных крупных редакторов союзного издательства, теперь работавшему в нашем институте после отбытия срока наказания. Через несколько дней он пригласил меня к себе и показал мою работу уже отредактированную им. Из сорока пяти страниц машинописного текста, осталось всего лишь 25. Сначала я хотел возмутиться, мне как-то стало не по себе, но он опередил меня и сказал:
- Посмотрите внимательно, возможно я что-либо упустил.
Я взял статью, прочел и был удивлен. Все, что я хотел сказать, там было, причем выглядело более четко и рельефно. Остальные мои рассуждения, которые статью нисколько не украшали, а скорее затеняли нужный материал, были убраны. На второй день я вернул ему статью и от души поблагодарил его. Это был первый урок в моей жизни - как надо писать. Через некоторое время я получил свою отредактированную статью на подпись из редакции «Горного журнала». Статья в таком же духе была приведена в надлежащий порядок. Это был второй урок. И вот тогда-то я понял, как надо излагать мысли.
После этого я проникся уважением к стилю написания, и ни одна статья и книга уже больше не подвергались резкому сокращению. Конечно, замечания рецензентов были, но они носили совершенно иной характер. Время идет, все развивается, а книги остаются с прежними данными, мыслями, достижениями. Сейчас я кое-что исключил бы из ранних моих книг.
А что говорят и думают знакомые, читавшие мои более поздние произведения? Трудно ответить, так как знакомые не высказывают в глаза всего до конца, кроме, разумеется, крупных ссор, когда говорят друг другу не только то, что есть в действительности, но извращают факты до неузнаваемости. Но так как я ни с кем не нахожусь в таких диких отношениях, то и не знаю истинного мнения других о себе.
Сам я к своим работам отношусь по-разному. Когда работа пишется, у меня интерес к ней не снижается. Делаю я это с увлечением, с творческой потребностью. А вот когда произведение готово, то с трудом в нем узнаю самого себя. Но забыть о его существовании не могу, пока оно не опубликовано. Слишком много в наше время требуется формальностей и труда автора, чтобы оно увидело свет. И только после опубликования эмоции забываются. Произведение становится обычным. Все мое внимание переключается на другую работу.
Что же сталось со мной, оказавшись на пенсии? Я ощутил пьянящую свободу, которой мне всегда не хватало и которой можно принести в жертву многое, в том числе и прошлую суету. Конечно, весна, лето и даже осень для меня уже прошли, но я смело, с поднятой головой, вступил в свою зимнюю пору, суровую и холодную. Ясно одно. Несмотря на холод старости, у меня еще не умерло вдохновение. В часы размышлений мой ум работает плодотворно, а воображение все так же богато. Мне не хватает лишь способов его выражения на бумаге. В этом мои возможности слабенькие. Иногда я ощущаю потребность в одобрении моих работ. Поймите меня правильно. Я не вымаливаю у вас похвал, но если бы мои творения, наряду со справедливыми упреками, были одобрены, если бы кто-либо сказал, что я могу продолжать в этом направлении, я стал бы писать лучше. Когда остаешься никому неизвестным, то неизбежно начинаешь сомневаться в своих силах. Между тем, ничто так не возвышает мысль автора, как успех. Для меня это особенно важно, так как я уже немного заржавел. Но у вас тут же может возникнуть вопрос – а стоит ли очищать эту ржавчину, если ты уже на закате? Стоит! Вся прелесть в том и заключается, что ты не позволяешь ржавчине разъедать твои жизненные основы и творческий пыл. Несмотря на возраст, я пока еще не считаю убегающие годы и не говорю:
- Стой! Довольно!
Или:
- Я у цели!
Цель пока не достигнута, и это является надеждой стимулом к жизни. Для меня слишком сильный запах новой жизни не страшен. Я хочу умереть так же деятельно, как жил, но, конечно, не стоя, как хотел это сделать один римский император или, как любила говорить Долорес Ибаррури. Не знаю, как другие, достигшие моего возраста, а я заканчиваю свой жизненный путь преисполненным гордости и упоения. Когда я гуляю, или иду по делу, то еще не разговариваю вслух сам с собой. Это свойственно глубоким старикам, а я еще не считаю себя таким. Я еще о многом размышляю и живу хорошими надеждами. Как видите, я продолжаю жить, и отложил смерть до того дня, когда полностью закончу все дела и смогу, наконец, уснуть крепким сном, чистым и довольным человеком. Мне как-то сказали, что я проживу сто лет. Я с большой уверенностью ответил:
- Ну, конечно, если только в этом будет необходимость.
Когда уходишь на покой, все считают тебя человеком уже другой эпохи, и ты невольно перестаешь играть роль, которая была тебе отведена при активной общественной деятельности. Но этим я не огорчен. Лучшим прибежищем в таких случаях является книга. Она меня пока еще не покинула и не забыла.
Молодость – это не единственное богатство человека, которое все стараются сохранять. Вы улыбаетесь? Не спешите! У старости есть свои привлекательные стороны. Если вы на старости лет поменьше будете смотреть в зеркало и на свои фотографии молодых лет, а посвятите себя какому-либо увлечению, то вы не будете чувствовать тягот старости. Нельзя только созерцать. Надо бороться и всегда стремиться вперед. В моем возрасте уже не может быть шагов назад. Я могу идти, пусть не твердым шагом, как ранее, но только вперед. Короче, я не доживаю свои дни, не хнычу, а живу. В основном, я домосед и давно потерял охоту к бесполезным передвижениям поездом, самолетом с места на место, что так нравится многим. Но, будучи пенсионером, у меня все чаще появляется желание подойти ближе к людям. Я часто гуляю и наблюдаю за бесконечным передвижением людей по улицам. Я ни с кем не заговариваю и даже не пытаюсь это делать. Мне больше нравится наблюдать в одиночестве шумные потоки людей. Доставляет удовольствие наблюдать за их торопливой поспешностью, за веселыми, угрюмыми или усталыми и напряженными лицами. Моя тяга к наблюдению иногда действует на меня бессознательно, вызывает у меня невольную привязанность к этому.
В моих воспоминаниях есть места, изображенные бархатной лапкой, но есть и написанные с выпущенными когтями. В этом я не виноват. На это меня вынудили те, чье поведение заслужило, пожалуй, еще более резкого осуждения. Сейчас я не думаю о том, что сделал, а думаю о том, что могу еще сделать. Как говорят в народе – и в добре и в зле всегда надо идти вперед. Как создавался мой рассказ? Я входил в контакт с хорошими и плохими сторонами людей и целого общества, видел все это по-своему, проникался этим и посылал его лучи, преломив и окрасив их в себе через призму в соответствии с моим пониманием и натурой. Если у меня что-либо и искажено, то не в сторону сгущения красок, а в сторону смягчения.
Если вы думаете, что мой хлыст сильно ранит поруганных мною людей, то вы глубоко ошибаетесь. Мои сетования только щекочут их и смешат, и только. Своего поведения они не изменят, но при удобном случае могут меня лягнуть за это.
В своем рассказе я очень много говорил о себе и тех чувствах, которые накопились во мне за долгие годы жизни. Не удивляйтесь. Когда говорю о себе, то хотел многое сказать и о других. Мой рассказ надо рассматривать не как поток безудержных пустых слов, а как изображение ощущений и воспоминаний. Мой мозг, где десятки лет дремал этот материал, наконец, проснулся и из моих уст хлынул поток правдивых слов. Я много здесь высказал мыслей, но это не простой зуд к разговорчивости, а желание поделиться тем, что многие годы впиталось в меня, как в губку. Своим рассказом я хотел подвести итог всей своей жизни. В моем рассказе заговорило прошлое во всей его красоте и в тоже время, во всей неприглядной наготе. Этим рассказом о прошлом я извлек великий поучительный урок для настоящего.
Для меня воспоминания – это не просто пересказ того, что произошло со мной в прошлом, но это и отрада, дарующая моему сердцу успокоение и надежды на будущее.
Прошли многие годы. Сколько бурь пронеслось надо мною, сколько крушений произошло и сколько светлых воспоминаний осталось. Я закалился в невзгодах, сохранил веру в будущее и, сидя у себя дома, взираю от подножья на вершину жизни и спокойно работаю. Меня ничего не беспокоит.
Я постарался припомнить все свое прошлое, начиная с далекого детства и кончая настоящим. Здесь все мои привязанности, надежды, разочарования, страдания, радости, творческие потуги, восторженные потребности обнять жизнь со всем ее светом и тенями. Эта потребность была и пока осталась потребностью моей души. Я не знаю, удалось ли мне в своем рассказе обобщить все, витавшее в воздухе вокруг меня, сумел ли я своим умом, как твердой рукой, собрать все вместе и связать в единое целое, смог ли я охватить все и правдиво передать атмосферу того времени, изобразить естественными затронутых мною людей и имевшие место события, и убедительно все это представить вам?
Если да – значит, я добился своей цели. Если нет – то это можно объяснить незаметным для меня увлечением в своих рассуждениях, излишним философствованием.
Итак, я заключаю, сказав все, что хотел.
Я понимаю, люди обидчивы и очень даже обидчивы по пустякам. Поэтому многие будут недовольны данными им характеристиками. Но что поделаешь, если они оказались в моих глазах такими. Я решил лучше сказать правду, чем лицемерить.
На прощание должен признаться, мне жаль покидать поле боя. Если бы наши жизни не имели конца, то мне, возможно, и не следовало бы перед вами отчитываться и доказывать, что я еще не успел свершить все задуманное. Но ведь смерть заставляет меня спешить с осуществлением планов. Но сколько бы я ни трудился, все равно, когда я умру, то у меня не будет ни титулов, ни особых званий, ни оставленной школы и заметных вех в науке, но я рад буду тем, что у меня остается имя – я был человеком. В жизни я не стоял выше других, и потому не буду презираем стоящими внизу.
Все, что здесь я сказал – это я и есть весь перед вами, целиком.
На этом свои воспоминания прерываю. Старые мои знакомые подтвердят, что все рассказанное мною действительно было.
ЧИТАТЕЛЬ! Перед тем, как дать тебе на суд эту часть моих воспоминаний, я прочел их заново и пришел к выводу, что их надо оставить так, как они есть, со всеми небрежностями, непосредственностью и угловатостями. Пусть они будут такими, какими вышли из-под пера, неотшлифованными и суховатыми.
