Добрейший мой читатель!
Вот это да! – скажешь ты. Такого еще не было. Ты же закончил свои воспоминания и вдруг - продолжение. Что это? Недомыслие или желание блеснуть оригинальностью?Должен чистосердечно признаться в своей вине. Так уж получилось. Спустя два года после выпуска 6-й части моих воспоминаний, я решил поведать тебе не только о судьбе описанных мною героев, но и высказать свои взгляды. Два года, в общем-то, небольшой срок, но при современной динамичности развития цивилизации произошли немалые изменения. Еще раз прошу извинить меня.
И еще. За эти годы мои воспоминания многие прочли. Были похвалы в мой адрес, но мне хотелось, чтобы мои читатели, положив руку на сердце, сказали правду. Мне что-то не совсем верится, что им все понравилось. Так не бывает. Когда они хвалили, то между произносимыми словами иногда проскальзывало умолчание, а я бы предпочел более откровенный разговор. По-видимому, их расположение ко мне мешало им быть до конца откровенными. Но это естественно. Ведь я тоже не все сказал о своих знакомых.
Несмотря на это, все же прошу тебя, читатель, хотя бы бегло просмотреть эти скромные пустячки, изложенные в седьмой части моих воспоминаний. С нетерпением жду твоего приговора.
Февраль месяц, 1982 года.
Наконец, я обрел покой. Уже два года, как я в отставке и перестал участвовать в беспокойной суете нашей действительности. Многие страшатся этого периода жизни, а я счастлив. Я обрел душевное равновесие, позволившее мне сосредоточиться на любимом деле, особенно после более чем сорокалетней работы по найму.
Итак, что же произошло за эти два года? Прежде всего, хочу вам поведать о своем горе. Внезапно умер мой младший брат Вася, который большую часть жизни провел в городе Таллинне, где он работал в аппарате местного республиканского Министерства. Ему было всего лишь 64 года. Смерть брата меня потрясла. После известия о его смерти, он стоял у меня перед глазами, как живой, таким, каким я его видел в последний раз. Он был со мной как бы рядом. Особенно ясно я ощущал его присутствие по ночам.
Его смерть произошла так. 25 сентября 1981 года, утром, как всегда, он пошел на работу. Неожиданно ему стало плохо. Вызвали скорую помощь, но уже было поздно. Врачи признали хроническую ишемию сердца. Один из основных сосудов уменьшился в диаметре, прекратилось поступление крови и свершилось неожиданное – смерть. Также было установлено, что шесть месяцев тому назад он перенес инфаркт. Между тем, он никогда не чувствовал себя больным, был «моржом» - купался круглый год, бегал по пляжу зимой и летом. Он часто ездил в заграничные командировки, каждый раз проходил медосмотр и ни разу врачи ничего не обнаруживали. Больше того, после перенесенного якобы им инфаркта, он в связи с поездкой в Стокгольм, был подвергнут тщательному осмотру и ничего не обнаружили, а после возвращения из командировки, через месяц, случилось несчастье.
История печальная, но не единичная в нашей медицине. Я уже не раз нелестно высказывался в адрес наших медиков. Это еще один случай, подтверждающий небрежность некоторых врачей.
Дорогой наш Вася преждевременно ушел от нас, оставив жену, двух дочек и четырех внучек. Все мы были убиты этим горем, но время - лучший целитель, постепенно все сгладит в нашей памяти и притупит остроту чувств и переживаний. Людям свойственно обретать после пережитого не только силы, но и иллюзии. Преодолевая неприятности, мы лишь укрепляем свою веру в себя и как бы толкаем себя на поиски новых испытаний. Существует два рода суеверных людей: одни стараются не упоминать о постигшем их несчастье, другие, наоборот, постоянно говорят о нем, бросая вызов судьбе, в надежде отвести от себя беду или в какой-то мере разделить ее с сочувствующими людьми. Я принадлежу к первой категории людей. И если здесь я вспомнил о своем горе, то только потому, что без этого не мог обойтись.
Из старой гвардии моих знакомых, о которых я вам уже рассказывал и которые еще здравствуют – это Возный, Мария, Митрофанов, Самылин, Дугин и Витренко. Все они - старики и находятся не у дел, на пенсии, кроме, кажется, Дугина.
Возный по-прежнему живет в Харькове, но связь с ним потеряна. Ранее он часто приезжал к нам в институт, и я мог с ним беседовать. В последнее время о нем ничего не слышно. По-видимому, уже не работает. Чем он занимается дома, я не знаю. Как вам известно, он владеет знанием многих языков и, возможно, продолжает переводить статьи на русский язык для научно-исследовательского института, где проработал все время. Он был всегда порядочным человеком и не думаю, чтобы за два года изменился в худшую сторону. Он никогда не относился к лентяям и не стремился к животному желанию – лечь и мирно пережевывать свой корм, свои мечты. К женщинам он был равнодушен, обладал достаточной волей, позволявшей ему побеждать свое непокорное тело. Если, как вы уже знаете, он мог упрекнуть свою жену в неверности, то сам был чист. Он способен на то, чтобы склонившись над обнаженной красавицей и предлагавшей ему себя, спокойно произнести речь о нравственности и демократии. Как видно, Возный не изменился. Был человеком, наверное, и остался им.
Мария осталась прежней, если не хуже того, кем была. Иным людям старость приносит благодетели, а у Марии остались инстинкты молодости, жаждавшей как можно скорее подняться с низов в верхи рая, довольствия и благополучия. Она способна на все: соблазняла ученых, обволакивала их своими взглядами, призывными желаниями, разделяла с ними ложе и, в конце концов, добилась заветных документов – сначала кандидата, а затем и доктора наук. Она так этому радовалась, что была похожа на ту курицу, которая снесла всего лишь одно яйцо и вовсю кудахтала. В науке она всегда была беспомощной, жалкой посредственностью, прикрытая лоском интеллигента и вводившая кое-кого в заблуждение. Она легко предоставляла возможность мужчинам поймать себя в объятия, но главным образом тому, кого она могла использовать в личных интересах.
О своем ребенке она говорила с отвращением. Ребенок, по ее мнению, отравляет радость любви. Беременность всегда подстерегает женщину, как вечная кара, портит наслаждение, заставляет оплачивать миг блаженства и наслаждения длительным страданием, которое крадет месяцы и даже годы любовных утех. Она сетовала на природу, которая отнеслась недоброжелательно, заставив женщин расплачиваться за любовь материнством. И это заявляла женщина, которая, скорее всего, никогда и никого не любила и вряд ли способна была на это. Деньги, стяжательство, и любой ценой карьеризм – вот ее идеи, надежды и удел.
Но, чтобы быть справедливым, надо отметить ее умение говорить. От округлости своих мыслей и звука голоса собственной речи, она упивалась и пьянела. Причем, в ее красиво произносимых словах было много лжи, и это делалось больше по ее натуре, чем по необходимости. В семье она считалась главой и управляла всеми – мужем, сыном и своими любовниками, аккуратно блюдя чужую нравственность, хотя за собой в этом отношении не следила.
Но как Мария ни боролась, ни сопротивлялась природе, всему приходит конец. Она состарилась раньше времени. Цвет лица стал серым с синими пятнами, алчный тонкогубый рот обмяк, сжался, потерял прежнее свое очертание. Ее лицо стало сухим, с некоторой трагичностью, словно искушенное тайной страстью шекспировских страданий. Чем это вызвано? Жаждой денег, ревностью, болезнью или злостью об ушедшем? Кто знает?!
Частые встречи с любовниками разных сортов, с разными требованиями и привычками, изуродовали ее фигуру и она перестала следить за собой. На ее лице осталась только печать вульгарности. Жидковолосая голова неприятно дополняет общую картину. Всеми заброшенная, она, наконец, смирилась с действительностью. Последним ударом для нее было отстранение от заведывания кафедрой, за ненадобностью.
Власть – это горькое явление. В любом, даже маленьком величии, каким была наделена Мария, есть доля желчи. Мало, кто из людей, утративших чувство чести, совести и власть, кончает хорошо. На ее лице появилось выражение оскорбительного высокомерия и мстительного возмущения. У нее такой вид, будто она вечно злится. В каждой ее фразе чувствуется нота разочарования и тоски по ушедшему. Сейчас она забыта еще при жизни, не оставив после себя никаких научных разработок. Как будто ее и не было вообще среди ученых.
О Митрофанове не могу ничего сказать плохого. Как я ранее говорил, в расцвете сил он был способен на многое и мог воплотить мечту в действительность. Он был свободен от догматов, но усвоил совокупность установленных наукой истин, создал себе правильное представление о мире, человечестве, жизни. Он был и остался требовательным к себе, сосредоточенным, собранным и обладает недюжинной силой воли сохранять свое достоинство и благополучие семьи. Кое от каких привычек ему пришлось отказаться. В молодости он посещал многих женщин в качестве доброго друга, при этом не только изучал женские манеры, но стремился поживиться наслаждением. На это он был неплохим мастером. Сначала он держался с женщинами нежным и покорным воздыхателем, сыпал удвоенными порциями любезностей, а, овладев ими, тут же покидал их. Правда, часто разменивал свои страсти на мелкую монету. Он то с одной, то с другой… Каждый раз бросал надкусанный плод, принимался за другой, иногда возвращался к первому, потом хватался за третий и ни на одном не останавливался. Он умел при случае, как ни в чем не бывало, сказать большую непристойность и еще лучше умел вызвать слушателя на откровенность. И все это делалось с самым простодушным выражением лица. Но все это в прошлом. Сейчас его породистая внешность, внушительная и гордая осанка – только обманчивая декорация. Он нездоров и ежеминутно может ожидать неприятностей. На его бледном, живом и умном лице выделяются только светлые глаза, прямой, довольно представительный нос и тонкие поблекшие губы. И хотя сердцем он человек прошлого, но разумом он человек будущего, а точнее, он человек и вчерашний, и сегодняшний, и всегдашний. Жаль, что мы теперь редко можем видеться. Он тоже в отставке и по-прежнему живет в Киеве.
Хочется сказать несколько добрых слов о Дугине. Этот человек прошел длинный путь на высоких должностях. Он был директором сначала одного, затем другого еще более крупного института по проектированию угольных шахт и обогатительных фабрик. Довольно долго и успешно восседал в кресле начальника Главка Министерства угольной промышленности СССР, а последнее время занимает должность представителя в Болгарии от нашего Министерства. За это время он пользовался всем возможными благами прогресса и цивилизации, но никогда этим не кичился и, насколько мне известно, не обкрадывал государство. Неподкупный человек, честный. Семья у него неплохая, но две дочки, воспитанные его женой, к сожалению, не в духе отца.
О его здравых мыслях говорит его открытый и ясный лоб, словно на нем вечно играет солнечное сияние. Обо всем он говорит сдержанно, но уверенно. Но когда он вдумчиво смотрит, то напоминает собой философа древности, размышляющего о жизни и смерти земных существ и создающего в своей голове стройную философскую систему.
Вот кто мог бы быть примером Благову, Жовтюку и Коткину. Все трое - разные люди, каждый по своему порочный. Дугина они хорошо знают, а вот стать лучшими, чем они есть, не хотят, а возможно, и не могут. Для этого тоже нужен ум.
Самылин последние годы своей работы в институте, да и сейчас, стал вызывать недоумение. У него появилось старческое брюзжание. Он многим и многими недоволен. На вид он выглядит плохо, какой-то обрюзгший, со старческой походкой, сопровождаемый непременной спутницей – палкой. Правда, лицо у него еще пока выглядит достаточно живым, но уже несколько отекшее и усталое. Его когда-то иронический рот, уже потерял свежесть, изменив форму. Ранее он любил бегать за податливыми юбками, да и теперь не потерял к ним охоты, но удерживает его от этого неизбежная в таком возрасте старость.
Людей он знает не глубоко, поверхностно. В какой-то степени ему мешало излишнее самомнение о себе. Часто жалуется на отсутствие свободы в наше время. В своих желаниях он опьяняется какой-то им созданной свободой, но не понимает, что абсолютная свобода – это безумие и полная анархия. Вот почему всегда нужно иметь какое-то предусмотренное законом сдерживающее начало. Для людей, обладающих неограниченным мышлением, без этого нельзя. В последние годы он оброс всевозможными предрассудками, словно покрылся обильным мхом, и не видит действительной сущности происходящего вокруг него. Он любит спорить. Когда он начинает кому-либо возражать, входит в азарт и иногда становится глупее, чем есть на самом деле. Он не допускает мысли, что кто-то мог думать иначе, чем он или лучше него. В своих самомнениях он доходит иногда до комизма. Когда его слушаешь, создается впечатление, что он не поверит в истину, что упавши в воду, обязательно вымокнешь.
По этому поводу можно сказать словами философов, утверждающих, что обычно прав не тот, кто громче и уверенно кричит, а в большинстве случаев тот, кто разговаривает тихо и мудро.
В целом Самылин может стать, в зависимости от обстоятельств, и хорошим и плохим.
Другие мои знакомые по работам на коксохимзаводе и потом научно-исследовательском угольном институте как-то разассигновались, а некоторые вообще сошли со сцены. Бывшие руководители завода Баланов и Гутман уже умерли. То же самое произошло и с директором института Бобровым и его заместителями – Гойхманом и Дубинским. Как видите, время делает свое дело.
В отношении моих друзей и знакомых по Магадану, к сожалению, я почти ничего не могу добавить к тому, что уже рассказал вам. Старшее поколение находится на пенсии и даже кое-кто умер, а более молодые здравствуют, но в Магадане остались немногие из тех, кого я знал. Многие уехали в разные города страны. Из магаданцев не потеряна письменная связь только с Юговой, еще работающей там, хотя уже получила право на пенсию, и с Бувалец, живущей теперь в Свердловске.
Югова успешно завершила воспитание своих милых дочек, хотя не обошлось без трагедии. Одна из любимых ее дочек умерла. Остальные уже взрослые и все устроены.
Бувалец бодрствует на пенсии и занимается воспитанием внуков. Как выглядят они и какие произошли у них перемены, мне трудно судить, не встретившись с ними и не побеседовав. Судя по письмам, дух у Юговой и Бувалец весьма бодрый и кажется прежний, боевой и справедливый. Пока не чувствуется ни упадка сил, ни уныния, ни брюзжания.
Относительно моих недоброжелателей, которые пытались затормозить защиту моей диссертации, я имею в виду Шемаханова и Руденко – работников Московского горного института, и Левина, бывшего работника Днепропетровского горного, а затем нашего института, то я не знаю, что сталось с москвичами, а вот Левин умер. Причем, умер нелепо, так, как и жил. После того, как его провалили при переаттестации в Днепропетровском горном институте, его милостиво подобрал Благов и водворил на работу в наш институт. И когда ему исполнилось семьдесят лет, Благов советовал ему уйти в отставку, но он отказался, мотивируя, что на пенсии он умрет со скуки. В действительности он не хотел расставаться с приличной зарплатой. Я уже говорил о его до неприличия жадности к деньгам. И вот, чувствуя себя вроде бы неплохо, он резвился по фабрикам Донбасса, преодолевая высоту по лестницам часто до 30-35 метров. Это не могло не сказаться на его здоровье. В одну из таких поездок в Донецк, с ним случился инфаркт, и он умер в дороге на семьдесят втором году жизни, так и не дожил до предполагаемого им срока – 80 лет.
Кстати, Шило, бывший директор Магаданского научно-исследовательского института золота и редких металлов, который спас меня от намечавшегося провала моей работы этими людьми, в настоящее время академик Сибирского отделения АН СССР, является директором Магаданского научно-исследовательского института, входящего в состав Сибирского отделения. В 1980 году он выступал по телевидению, и хотя с момента моего отъезда из Магадана прошел 21 год, выглядел он неплохо, но, конечно, постарел. Я с большим удовольствием выслушал его ответы на вопросы корреспондента об энергетических проблемах Северо-востока нашей страны.
С моей стороны было бы несправедливо не отдать должное и Жовтюку. Он, по-прежнему, послушно склоняет голову перед начальством, угождает Благову, который бессовестно его унижает на глазах у его же подчиненных.
Если в молодости он был хотя и посредственностью, но нормальным человеком, то сейчас его посредственность прокисла и он стал изысканным подхалимом. Чтобы показать сущность этого человека, я приведу лишь один пример, который, как нельзя лучше, его характеризует.
Как-то на открытом партийном собрании Жовтюк в своем выступлении сделал упрек в адрес сотрудников, пишущих часто книги. По его мнению, это, якобы, отвлекает их от выполнения тематических планов. Так как в институте наиболее писучим был я, то все сидящие в зале, в том числе и я, приняли это замечание в мой адрес. Да так оно и было. На следующий день я зашел в кабинет Жовтюка подписать письмо. Он подхалимски улыбнулся мне и спросил:
- Я вчера на собрании не перегнул палку?
Я не ожидал от него такого вопроса, хотя от него можно ожидать всего, но я не растерялся и ответил:
- Да, и не только вчера.
Он сразу изменился в лице и насторожился.
- А когда еще?
- Как когда?! Вы же все время говорите Благову, что я недостойный работник и потому меня не отмечаете. Но вы плохо знаете Благова. Все ваши ежедневные донесения на своих сотрудников, в том числе и на меня, Благов в моменты раздражения кое-кому все это рассказывает. Я был в Москве и он, будучи чем-то вами недоволен, все ваши домыслы и выложил мне.
Я думал, что Жовтюк покраснеет и начнет извиняться или в худшем случае, отрицать. Ничуть не бывало. Он с довольной улыбкой быстро поднялся, подскочил ко мне и начал усиленно трясти мою руку, со словами:
- Большое вам спасибо, что вы мне об этом сказали. Теперь я буду знать более лучше своего начальника. Еще раз благодарю вас.
Мне, конечно, ничего не оставалось, как пренебрежительно посмотреть на него, освободить свою руку и покинуть весьма довольного моим сообщением Жовтюка. Видите, он даже не обратил внимания на свое поведение в отношении меня. Его интересовало совсем другое – как ведет себя начальство. Для него это куда важнее, чем на кого-то наклеветать.
Я думаю, достаточно одного этого примера, чтобы составить довольно правильное представление об этом человеке, руководителе.
Благов, Коткин и Жовтюк стоят у кормила власти коллективов, но ведь есть и другие люди, более привлекательные, – это руководимые ими подчиненные. Если, к примеру, взять средний состав научных сотрудников нашего института, я имею в виду заведующих лабораторий, отделов, секторов и старших научных сотрудников, то в целом это вполне достойные люди, как в отношении специальных знаний, так и интеллектуального развития и человеческих качеств. Благодаря составу сотрудников, институт успешно выполнил ряд научных разработок с внедрением их результатов в производство. Это положительная сторона работы института, которую нельзя не отметить. Внешне это оправдывает и пребывание руководителей на их постах. Но будь руководство института чуть-чуть поделовитее и глубже в научном отношении, эффект от работы был бы значительно выше.
Есть и ограниченные фигуры, например, Золотко. В институте он успел сменить не то шесть, не то восемь должностей и ни одна его не удовлетворила. Он жаждал высокого положения, а его дальше заведующего лабораторией не пускали и лишь потому, что он сначала вкрадывается в доверие к начальству под маской добродушия и безупречного исполнителя, а затем начинает подмешивать яд в каждое блюдо, заставляя людей безумствовать. Внешне он усердно и неутомимо занимался возложенными на него делами, но еще ретивее обделывал свои собственные, пользуясь любым обстоятельством, стремился продвинуться вверх, но так ловко, чтобы никому и в голову не пришло заподозрить в нем карьериста. В нашем институте это ему не удалось и он переметнулся в учебный институт в надежде добиться этого там. Ему и там не повезло. Там оказалось своего начальства предостаточно и ему предложили читать лекции, быть рядовым преподавателем. Это его тоже не устроило и он вернулся в наш институт. Как видите, есть летуны и в науке.
В семье Якуниных за это время ничто не изменилось, ни в умственном, ни в нравственном отношении.
Что же касается семьи Скриповых, то это - другое дело. Здесь больше современности и положительности, особенно этим отличается сам Скрипов. Они друг друга любят, но любовь у каждого проявляется по-разному. Жена -любвеобильная натура и ее сердце полно бесконечной потребности любить, и, разумеется, быть любимой, потребность, которая одновременно трогательная и до некоторой степени обременительная. Ведь сильно любить -обязанность нелегкая. Она очень уважает ученость мужа, но все делает с таким усердием, что порой заглушает его творческие порывы. Вместе с тем, в ее бессознательной супружеской философии есть много излишней невоздержанности, что притупляет ее душевное величие. Иногда она не может понять других стремлений, полагая, что все счастье жизни заключается только в семейной привязанности, выполнении скромных обязанностей и материальном благополучии. Ее любовь бесконечна, настойчива и уж слишком требовательна. Она хочет получать от мужа все.
Жена Скрипова – очень деятельная женщина, хотя эта деятельность не всегда направлена в правильном направлении. Обладая сложной натурой, она с головой ушла в свои моральные намерения создать семью. Но в ее жизни не все складывается хорошо – у нее нет детей. Без детей, говорят, нет больших радостей, но у нее есть большая любовь, иногда сопровождаемая ревностью к мужу. Это ее горячит и вместе с тем, радует.
Мать – это символ величия, силы, красоты и залог вечной жизни. Женщина тогда прекрасна, когда она мать, когда на руках у нее лежит ребенок. Некоторые женщины избегают родов, чтобы не потерять изящества. Мне кажется, материнство не портит женщин, а наоборот, оно развивает их тело.
Чтобы полнее охарактеризовать жену Скрипова, хочу добавить – она любит ездить на курорты, блеснуть там своими достоинствами, считая себя очень красивой женщиной. С не меньшей охотой любит лечиться от действительных болезней и воображаемых. Она любит обращаться ко многим врачам, полагая, что каждый из них ей полезен. Между тем, в последние годы простудилась на курорте и теперь чувствует себя не совсем здоровой.
Вы уже хорошо знаете мое отношение к курортам и медицине. В этих вопросах я с женой Скрипова не единомышленник.
Ну, а что сам Скрипов. По-прежнему, здравствует. Властные силы бурлят в его широкой груди. Приходится только пожалеть, что он, имея хорошую теоретическую подготовку и хваткий ум, отошел от творческих усилий, и все свободное время посвящает теннису, а в отпуске – туризму. В спорте и туризме он проявил себя с выгодной стороны. Сильный, неплохо скроен и крепко сшит, любит подвижные игры, неплохой партнер в теннис. Обладая зорким глазом, гибкими сухожилиями, ловкой кистью руки, молниеносными неожиданными и резкими ударами, он превосходно смотрится на теннисном корте. Я бы его отнес к числу неотразимых мужчин. Ему стоит только наклониться и легко может поднять сердце хорошенькой женщины, но он этого вроде бы не желает, не нагибается и не берет. Создается впечатление, что от этого его удерживает сильная привязанность к жене.
О Погарцеве я уже говорил много хорошего, и не ошибся. Мною это было сказано без лести в его адрес и тем более без зависти. Специальности у нас с ним разные, а то, что не является твоей профессией, можно хвалить от всей души. И это я делаю не потому, что теперь он работает в Обкоме, а я нахожусь, по-прежнему, у подножья, нет. Я относился к нему с не меньшим уважением и тогда, когда он был тоже у подножья, по положению был равен мне.
На работе Погарцев буквально горит, вкладывает всю свою душу, со всеми чувствами, страстями и искренностью. Время для него не является тем фактором, которому мы отдаем особое предпочтение и уж слишком дорожим им в своих личных интересах. Он весь в работе и фактор времени для него ничто, если этого требует необходимость. Согласитесь, не каждый из нас готов отважиться на такую жертву, особенно сегодня, когда многие не прочь и уклониться от работы.
И еще. Не менее важно, что Погарцев в последние годы обрел необходимое свойство характера – большую уверенность и обоснованность в своих действиях, большое чувство рассудительности и сдержанности. Он окончательно отрешился от присущей ему в молодости некоторой горячности и обрел разумную умеренность. В наше время динамичности и прогресса это очень важно, особенно, когда находишься на работе в таком высоком учреждении.
Погарцев - сын русского народа, из крестьянской семьи, и, как и его предки, сохранил не только национальные традиции, врожденную независимость, остроту ума и любовь к труду, но в тоже время в какой-то степени является мечтателем и таит в себе черты незаурядного человека. Подстать ему и жена, хотя у нее все складывается пока несколько иначе, чем она хотела.
У Погарцевой были все основания стать кандидатом наук, но не получилось. Виной тому обстоятельства. Ее подготовка и интеллект вполне позволяют ей это сделать, тем более, что у нас были неплохие возможности в области научных разработок. Ряд работ можно было легко довести до диссертации и представить к защите. Но… это несчастное «но» часто становится на пути многих. Сначала Погарцева, по-видимому, не оценила этого в полной мере, и все откладывала, интересуясь другими вопросами – литературой, философией, а потом вышла замуж, родила дочь и сына и на ее плечи легли домашние заботы.
У каждого человека, за редким исключением, бывают периоды, когда жизнь без спутника становится скучной. Причем, для женщины в большей мере, чем для мужчины, ибо любовь пробуждает в ней не только любовницу, но и мать. Женщины, как правило, не отдают себе отчета в этом. Оба эти влечения слагаются в одно чувство. Не составила исключения и Погарцева.
Мне кажется, что она не обрела в полной мере идеального взаимопонимания и согласия между своими желаниями, которые выходили за пределы ее специальности, и той действительностью, в которой она оказалась. Все складывалось не так, как бы ей хотелось, как диктовали ее умственные запросы.
Жорж Санд утверждала, что есть несчетное число людей, которые не смогли при жизни выразить себя в полной мере, воплотить все то, на что способны. Нечто подобное произошло и с Погарцевой. У нее сейчас еще много невысказанных мыслей, которые ждут своего воплощения в жизнь. Не думаю, что она безмолвно все унесет с собой и не выразит себя так, как ей хочется. Сейчас она больше находится во власти своих иллюзий. Ей хочется сделать слишком многое, а возможности пока ограничены. То, что она не смогла стать тем, чем хотела, не смогла сделать то, к чему предрасположена, стало ее тайной и душевной раной. Вслух она не говорит об этом, скрывает даже от себя, стараясь об этом не думать. По этому поводу я могу только вскрикнуть – бедная женщина! В ней заложено столько прекрасных и страстных возможностей, но ей пока не суждено было проявить свои творческие способности. Столько благородных желаний и вместе с тем, жизнь пошла не по тому пути.
В ней соединены – возвышенное стремление и безграничная покорность обстоятельствам. Это натура, которая остановилась на полпути. Сейчас она все свои надежды перенесла на детей, и вначале ей казалось, что она осуществит их в полной мере. Ей удалось многое сделать, но все же не все, чего добивалась. Дети получились развитыми и вполне современными, но пока без особых, необычных творческих порывов.
Всю свою жизнь Погарцева ожидала каких-то событий, перемен и тайное ее ожидание наполняло трепетом ее душу. В ней воплотилось благородство и эта справедливая плоть изнывает под возложенным на нее бременем.
Будучи заведующим лабораторией, в отношении сотрудников я проявлял твердость, на которую был способен, и в то же время обращался с ними мягко, что у них вызывало любопытство и смирение. Их доверие я завоевывал не строгостью и руганью, как это делают некоторые, а мирно. Я стремился завладеть их сердцами и умом и, как мне кажется, я добился своего.
Не знаю, насколько мне удалось пробудить интерес у других, проявить такую человеческую одаренность, но я систематически помнил об этом, и по возможности претворял ее в жизнь. Я твердо верил в благодарность своей миссии и был этим доволен. В подтверждение своих слов, приведу такой пример. За двадцать лет работы в институте в должности заведующего лабораторией, сотрудниками были подготовлены и защищены десять диссертаций. Это самый высокий показатель среди лабораторий института и вообще.
Мне трудно оценивать мое участие и влияние на это благородное дело, но поскольку в других лабораториях, у других заведующих, такого прецедента не было и нет (количество защитившихся колебалось за этот период от нуля до четырех человек), то само собой напрашивается вывод и о моем научном влиянии.
Изменения, происшедшие в лаборатории после моего ухода, небольшие, но все же заметны. Новый заведующий Бескровный, как администратор и организатор, неплохо руководит сотрудниками, но как научный руководитель, пожалуй, слабоват. Находясь на этом посту, он испытывает какое-то глухое беспокойство, вероятно, чувствуя свои слабые стороны. Но в последние годы, к сожалению, сотрудники, в основном, переключены на оказание технической помощи фабрикам и научные разработки сокращены до минимума. Бескровный больше льнет к директору Жовтюку, надеясь на его поддержку. Ему это особенно необходимо, так как в научном отношении его достижения пока не блещут и к тому же им очень недоволен сам Коткин. Его недовольство вызвано отказом Жовтюка назначить на эту должность не Бескровного, а Бутовецкого, который на протяжении многих лет был моим заместителем и считался дублером.
Когда Бескровный сидит за столом в лаборатории, у него серьезный вид, чуть-чуть скучающий. В нем часто чувствуется недостаток научной логики. Он, как путник, сбившийся с тропы, плутает среди непривычных и незнакомых ему мыслей и чувств, и никак не может найти себя в науке. Он говорит мало, не позволяет себе ни одного резкого поступка, боясь вызвать недовольство начальства. В общем, он до некоторой степени тяжелодум, но зато хороший экспериментатор, очень исполнителен и организован. Как о научном работнике, о нем-то и говорить особенно нечего. Пока он бесплоден в науке, а по арабской пословице – бесплодное дерево никто не тревожит, а камни бросают в то, на ветках которого висят сочные плоды.
За длительный период работы в институте я пришел к выводу – если ты не способен дрожать, волноваться за исход научной разработки, то хорошего исследователя из тебя не получиться.
О Бутовецком я уже вам рассказывал немало как о специалисте и человеке. И я не ошибся. С появлением Бескровного в роли заведующего лабораторией, Бутовецкий обозлился на директора и Бескровного, и не мог этого скрывать. Все его планы сесть в это кресло и властвовать, о чем он мечтал не один год, вдруг рухнули. Он оказался в большой степени карьеристом, чем я ранее представлял. Он не мог смириться с создавшимся положением и неожиданно для начальства объявил о своем уходе из института. Как ни уговаривали его остаться, он с холодным исступлением продолжал настаивать, и ушел. На прощание он и Бескровный, хотя и снисходительно и подали друг другу руки и пытались мило улыбнуться, но их голоса чуть-чуть дрожали ненавистью, горящие их взгляды скрестились, как мечи, а пожатие рук напоминало зловещее предупреждение друг другу. Бутовецкий разглядывал Бескровного с оскорбительным любопытством, что в свою очередь оскорбляло самолюбие Бескровного. О взаимном прощении и примирении нечего было и думать. Остальным сотрудникам Бутовецкий фамильярно-покровительственно кивнул, что по его понятиям было утонченной любезностью. Он был возмущен причиненным ему злом, не задумываясь над тем злом, которое делал другим.
Коллектив латоратории за последние два года немного ослаблен с уходом двух основных научных сотрудников, но по-прежнему, является работоспособным и может решать достаточно успешно поставленные перед ним вопросы. Правда, в последние годы резко усилилось оказание помощи сельскому хозяйству и строительным организациям, что вызывает трудности в выполнении научных разработок. Но коллектив вполне здоров, с достаточной подготовкой и способен не только оказывать техническую помощь предприятиям, но и вести теоретические исследования.
Теперь о Толике и его семье. У Толика страсть к творчеству по-прежнему осталась жгучей потребностью, дарованная ему природой и воспитанием. В Москве, в научной среде, как в мельнице перемалываются характеры ученых, но Толик остается самим собой, сохраняет аромат взрастившей его почвы, особую манеру чувствовать и творить, по которой его всегда можно отличить от других.
Он по-прежнему, остается благодарным нам, родителям, держится непринужденно, с увлечением работает, сыпет направо и налево свои творения: научные статьи, книги по математике, хронологии древней истории и с азартом рисует. На лекциях он говорит без малейшем тени неуверенности, без всякого напряжения или жеманства. Хорошо, даже очень хорошо читает лекции, часто свои мысли иллюстрирует четкими, я бы сказал, изящными рисунками.
В его художественных произведениях одновременно звучат два тона – белый и черный. Белый – выражает первозданную чистоту, черный – строгость, бесконечность, мрак и черноту жестоких душ. Сплошное сияние и сплошная тьма – создают неповторимое сочетание драматизма и задуманной идеи.
Художественное творчество Толика – это действительность, увиденная им сквозь фантастический темперамент ума и размышления. Он изображает мир таким, каким он его видит. Толик пришел в искусство, чтобы показать во всеуслышание глубину человеческого мышления. Если ранее за философами оставалось право давать нам уроки, как надо мыслить, а за художниками – право вызвать у нас эмоции, то в картинах Толика это совмещено воедино. Он в своих произведениях сжал в своих объятиях то и другое, получил целое единое.
К тому, что я здесь сказал, ради бога, отнеситесь здраво и без всякой предвзятости. Не думайте, что когда я вижу работы сына, то необъективен и захожу так далеко, что высказываюсь о них слишком смело, чуть ли не как специалист. Это далеко не так. Я глубоко не разбираюсь в этом искусстве, но мне легко удается различать белое от черного, а более осмысленно судить мне и не надо. Я ограничиваюсь тем, что говорю, нравится ли мне картина и почему, вызывает ли она во мне волнение, мечты о хорошем и возвышенном, о прекрасном, будит ли она мои мысли или нет.
Кое-что хочется сказать и о работах Толика в области хронологии древней и средневековой истории. Веяния об изменениях хронологии были и ранее, со времен Исаака Ньютона. В частности, особенно ярко их поднял в своих работах Н.А.Морозов – известный русский революционер, общественный и научный деятель, ученый-энциклопедист. Он был приговорен к бессрочному тюремному заключению. За двадцать семь лет тюрьмы он глубоко изучил химию, физику, астрономию, математику и историю. Во всех этих областях оставил замечательные научные труды. После Октябрьской революции, в 1924-1932 годах издал семитомник «Христос», в котором рассматриваются вопросы хронологии древней истории. Но это было только начало, больше похожее на постановку вопроса, чем его решение, поскольку многие его гипотезы не были доказаны из-за отсутствия объективных методик датирования. Ряд его положений впоследствии не подтвердился. И вот тогда, когда эти первые, но еще неясные веяния, не были готовы утвердиться в научной общественности, пришел Толик и властно развил их и возвел в истину то, что едва нащупывал Н.А.Морозов. Толик собрал воедино и отметил печатью своих идей и новых методов не только критический анализ хронологии, но и создал (с соавторами) новую хронологию древней истории, да и саму реконструкцию истории. Он открыл и громогласно утвердил то, что несколько поколений до него (начиная с Исаака Ньютона) могли только робко предполагать в самых общих чертах. Под таким напором, старое здание традиционной хронологии древней истории развалилось, и обнажились все его неточности.
По хронологии древней истории Толик издал несколько интересных работ, в которых твердо изложил свои открытия, опираясь на многочисленные свои статистические и математические исследования. Он дерзко отбросил установившиеся традиции и тут же заполнял пустоты «темных веков» новыми данными, событиями. Ему удалось доказать, что существующие в традиционной древней истории так называемые «темные века», искусственно порождены ошибками хронологов 15-17 веков, и что события, искусственно отодвинутые ими вглубь истории, на самом деле происходили в 11-17 веках новой эры.
Сразу нашлись и противники его работ. К ним, в частности, относится историк Л.Н.Гумилев, сын поэта Гумилева и поэтессы Ахматовой. Кстати, будучи историком, он практически ничего не знал о Н.А.Морозове и вообще ничего не знал о хронологических исследованиях Исаака Ньютона. В беседах с Гумилевым, Толик сразу понял слабость его позиции. Не найдя научных возражений против Новой Хронологии, Гумилев в конце концов заявил, что он «предпочитает верить традиции» и что лучше «математикам не лезть в историю, как и историкам – в математику». В целом же беседы Толика с Гумилевым носили вполне мирный и уважительный характер. Более полно о реакции историков на работы Толика можно посмотреть в его статьях.
И еще об одной стороне деятельности Толика. Как я уже говорил ранее, он является организатором (в 1963 году) и бессменным директором музыкального клуба при МГУ «Веаф»-«Топаз» вот уже около двадцати лет. Передавать значение классической музыки слушателям, является еще одним его увлечением. Сам он любит слушать музыку, но любит, когда и другие ею интересуются. Он застывает в неподвижности и полузакрыв глаза, отдается упоительному потоку грез.
Имя Толика, благодаря его многим работам по математике, опубликованным в нашей стране и за рубежом, многочисленным и необычным рисункам, а также трудам по хронологии древней истории, вызвало в ученых кругах у нас и других странах не только глубокий интерес, но и довольно значительный шум. Своими разработками, которые сразу были замечены научной общественностью, он возбудил любопытство и создал себе рекламу, которая принесла ему известность и признание. Его имя на обложках книг сразу привлекает взгляды ученых и заставляет их уделять внимание его работам.
Когда меня спрашивают, кто из нас – жена или я, больше способствовали воспитанию Толика, я всегда отвечаю – жена. Все он усвоил от матери, а я только обновил его своею кровью. От матери он заимствовал очень многое, а от меня малость – энергию современного человека. Жена очень много с ним работала и привила ему систему в учении и строгость в жизни.
Не думаю, что прочитав мною сказанное о Толике, у вас сложится мнение о его безгрешности, и что он заслуживает только похвал. Толик, как и всякий из нас, не лишен недостатков. Они есть, но они у него как родимое пятнышко у прелестной женщины, подчеркивающее белизну ее кожи, так и у него, недостатки еще больше оттеняют его немалые достоинства. В его жизни черных пятен так мало, а красок так много, что мы с женой им восхищаемся. Не думайте, что это слишком хвастливо. Мы - родители и наше восхищение естественно. Ведь все то, что я здесь сказал, соответствует действительности. Вот если бы я кое-что добавил от себя, приукрасил, тогда это было бы чересчур. Наша гордость за сына, достигшего немалой известности в науке, естественно, доставляет нам удовольствие и мы оба, разумеется, наслаждаемся. Уважение, отдаваемое сыну, в какой-то малости изливается и на нас. Почему же его не похвалить, тем более, что его восхваляют многие, не заинтересованные люди.
По мнению некоторых, брак между учеными или работниками искусства одной и той же специальности нежелателен, ибо это якобы неизбежно кончается плохо. А если и нет, то это редкое явление. Другие считают, что лучшие союзы основаны на сходстве характеров, специальности или контраста. Мне кажется, главное ни то, ни другое. Нужно сходство душ, понимание и уважение. Вот, что цементирует супружеские союзы.
Таня и Толик в своих личных, семейных отношениях весьма монолитны, я бы сказал, едины. Оба ученые – она кандидат физико-математических наук, доцент, он – доктор, профессор. Оба имеют научные труды, книги, работают примерно в одной и той же области математики, читают лекции студентам по математике. Ни у нее, ни у него нет ни зависти, ни оскорбленного тщеславия. Оба радуются достигнутым успехам друг друга, вместе печалятся, если кого из них постигает творческая неудача. Ни та, ни другая сторона не чувствует себя униженной. В работе помогают друг другу. Их влюбленность изливается потоком, переполняет сердца. Их любовь прочна – она выдержала испытание временем. Ведь любовь очень хрупка, особенно в первые годы совместной жизни. Иногда бывает так, что достаточно малейшего изменения в одном из любящих супругов, чтобы рухнуло семейное здание.
Союз Тани и Толика оказался прочным и слаженным. Заботятся друг о друге и вполне довольны друг другом. Оба не честолюбивы, без стремления к роскоши. Они создали обстановку, где ни одна из сторон не претендует на особое положение. У них наблюдается гармония между трудом и наслаждением. На таком мудром сочетании и основано искусство их жизни. В своей повседневной суете обмениваются приветливыми улыбками и взаимным пониманием. Их брак стал источником супружеского счастья. Оба благоразумны, лишены предрассудков.
Таня добра, всегда естественна во всех своих движениях и манерах, даже в своих маленьких слабостях и в невинном желании нравиться, что позволяет Толику чувствовать себя с ней очень свободно и хорошо. Она способна согреть и воодушевить своей пылкой натурой самые сложные идеи Толика. Она мыслящая, наблюдательна, с заслуженной репутацией математика, смело принимает участие в сложных дискуссиях. Она боготворит Толика, а он платит ей тем же. Между ними - земное восхищение, но все это делается с тактом, как это принято среди хорошо воспитанных людей. Если в их отношениях и есть какие-то мелкие недостатки, то нет ничего неприятного и они не вызывают раздражения.
